Эдуард Овечкин "Акулы из стали"

[Марат 3]

Как провожают пароходы

Нашёл в ленте адскую картинку, как в одной из школ освящают георгиевские ленточки и вспомнил историю, как однажды и из меня пытались прогнать демонов.
В море собирались очередной раз. Ничего особенного и героического – так на две недельки. В усмерть нас умотали проверками нашей готовности и благонадёжности и уже аж зубы чесались, как хотелось в море уйти от всей этой вакханалии.
– Экипажу построиться на ракетной палубе! передаёт хрипатая "Лиственница"
Ну, бля, ну что опять?! Уже тревогу вот-вот должны были объявлять для приготовления к бою и походу. Выходим, понурые. Народищу-то понаехало! Командующий флотилией, все его заместители, замполиты всех мастей. Сейчас начнётся. Началось: сказал речь командующий, сказал речь его замполит, сказал речь флагманский кто-то там, сказал речь какой-то гость. Уже и курить захотелось от их пафоса. И тут из машины на пирсе вылазит какой-то дяденька подозрительной наружности в чёрном платье и с ведром и веником.
– А сейчас!, – радостно объявляет нам замполит флотилии, – Ваш экипаж! И подводную лодку! Освятит! Отец такой-то!!!
Смотрю на отца – не мой отец явно, а я как-то всегда брезговал, когда в меня посторонние отцы водой брызгались. Тут из строя выходит командир БЧ-5.

– Вы куда?! – спрашивает его ведущий мероприятия, который пару лет назад идеологию КПСС в массы распространял.
– Я татарин, – отвечает механик.
Выходит командир БЧ-4
– А вы куда?
– А я – узбек.
Ну тоже выхожу, конечно.
– А вы куда?
– А у меня высшее инженерное образование – говорю.
Тут по строю идёт ропот, вот, мол, гад хитрожопый.
– Ладно, – говою, – шучу я тоже татарин. Ну или узбек.
– Что ты, стерва, врёшь, Эдуард! – не выдерживает наш экипажный замполит, – ты же из Белоруссии!!
– Ну и что, – парирую, – я после ига монголо-татарского в Белорусси остался: там женщины симпатичнее наших степных и растут ёлки.
Так и стояли втроём курили на люке КШР три морских дьявола, пока остальных дяденька этот обрызгивал ходил метёлкой из ведра. А мы плевали в залив и гордились своей неповторимостью.
– То есть, – предположил механик, – если мы сейчас ебанём по Америке все двести своих ядерных боеголовок, то мы, как-бы и благое дело сделаем.
– А то, – подтвердил я, – мы ж пацифисты по натуре, а они гады и вообще.

[Марат 3]

Старпом

В дремоту центрального поста свистнула пуля. Это старпом наш заскочил.
– Эдуард, а где моя шапка?
Мою тонкую душевную организацию откровенно обижают такие вопросы. Тем более я уже целый старший лейтенант, сдал все зачёты, сходил в автономку и стал незаменимым специалистом, то есть в подводной иерархии "равный среди равных". Поэтому я картинно обижаюсь:
– Сей Саныч, да гребу я где ваша шапка? Я ж по подводной лодке дежурный, а не по вашей шапке.
Я конечно знаю, где его шапка. Мало того, – я прямо сейчас её вижу. Она на затылке у него, а он её потерял и теперь не знает, как ему до штаба дойти. У военных же как: без трусов идти можно по улице, а без шапки – ни при каких условиях. Вот хоть бы бомбы атомные падают, но ты всё равно должен бежать в шапке, на ходу отдавая всем честь. Потому, что как без шапки честь отдать можно? Я себе не представляю, а вы?
Старпом у нас умничка, конечно. Подводной лодкой управляет в надводном и подводном положении, знает наизусть МППСС и ещё восемьсот пятьдесят документов, необходимых для управления кораблём, но вот, например, машину научиться водить так и не может. Да. И шапка. Он всё время её теряет.
– Андрюха! – кричит старпом в открытую дверь штурманской рубки.
Выглядывает штурман Андрюха
– Ты шапку мою не видел?
– Нет,- говорит Андрюха, – не видел Сей Саныч.
Да, у нас любили издеваться друг над другом, не взирая на ранги и оттачивали это искусство на любом подвернувшемся под руку предмете. Старпом почесал за ухом. Миллиметр! Миллиметр, которого не хватило его пальцу до шапки, отделял нас с Андрюхой от званий "педерасты". Но пронесло.
– Эд, – а дай-ка мне свою шапку, я в ней сбегаю!
Ссылаться на корабельный устав, который запрещает мне находится без шапки, пока я дежурный по кораблю бесполезно, любимую поговорку старпома, когда кто-то ссылается на вышестоящее начальство, я знаю: "У командира (комдива, комфлота, министра обороны, господа бога), конечно, хер толще, но мой-то ближе" , поэтому выдаю железную отмазку:
– Сей Саныч, ну у вас же сорок восьмой размер шапки, а у меня шестьдесят второй, – она же до плеч вам будет. Или вы, как принцесса в карете, в ней поедете до штаба?
Старпом у нас маленький и худенький. Прям вот игрушечный. Но, при этом, абсолютно комфортно чувствует себя в этом размере и шутить по этому поводу с ним можно не опасаясь. А энергии, как у голубого кита, прям непонятно чем она там у него вырабатывается в таком крошечном организме. Слушаются старпома все абсолютно, даже командир иногда. Но так как он умный и своевольный, то в штабах его не любят и пытаются вечно загнобить.
– пип-пип, как в штаб-то сходить? – грустит старпом. В штаб идти ему явно не хочется, а тут ещё и шапка пропала, как назло.
В центральный входит командир:
– Серёга, ты же в штаб, вроде, собирался?
– Да вот, шапку где-то свою потерял.
Командир смотрит на старпома, смотрит на его шапку, смотри на меня. Я краснею, как вестфальская девственница и опускаю глаза в пол.
– Да вот твоя шапка, Серёга! – говорит командир и хлопает старпома по затылку, как бы одевая шапку, – у меня была!
Старпом смотрит на свою шапочку и на жбан командира (семьдесят четвёртый размер):
– А зачем она вам?
– Серёга, ты любознательный, как младенец прямо. Пиздуй уже в свой штаб, мне комдив эрегированный три раза уже звонил, изъявляя желание немедленно тебя поиметь, так что беги, пока он без тебя не кончил.
Старпом убегает, стуча копытами по трапу над штурманской рубкой. Из рубки выплывает улыбка штурмана.
– Ну что, нашёл Саныч свою шапку?
Штурман видит командира и понимает, что зря он улыбается настолько широко. Командир смотрит на него, смотрит на меня:
– Ну пидорасы же, – вздыхает, – натуральные. Что с вас взять?
И уходит на соседний борт пить чай. Мы дремем дальше.

[Марат 3]

Жопа

Однажды такой случай был удивительный по красоте своего трагизма для штаба дивизии.

Приехал к нам министр обороны на лодку. По фамилии Грачёв, если помните такого. Сам он был из десантников и на подводную лодку попал первый раз в жизни, а тут ещё Акула. Он после своих этих БМП и БТР с вертолётами пришёл в натуральный шок от этого торжества инженерной мысли над законами экономики. Он-то думал небось, глядя фильмы про войну, что подводная лодка — это такой танк неприметненький, который плавать может, а тут у него фуражка свалилась, когда он на рубку с пирса посмотрел. Ну как тут в шок не впадёшь? И подводники. В кино-то они в кителях все и пилотках, а тут в каких-то робах, с какими-то красными термосами на боку и в тапочках с дырочками. Представляете, – вы министр обороны целой страны, привыкли уже к паркету, блестящим ботинкам и тому, что вам все честь отдают натуральным образом, с поворотом головы на ходу, или щёлканием каблуков на месте, а тут что?

Он спустился в центральный, осмотрел все боевые посты, послушал, что для чего нужно и говорит:

– Ну давайте теперь по лодке пройдёмся
– Пожалуйста, – говорит старпом, – вот сюда проследуйте.
– В дырку эту? – удивляется министр обороны
– Да, – подбадривает его старпом, – в переборочный люк
– О, люк! – обрадовался министр обороны знакомому слову, – как в танке почти! А как вы через них ходите?
– А вот так, – говорит старпом и в следующую долю секунды уже машет министру ручкой из соседнего отсека.
Он в них почти не наклоняясь прошмыгивал. Вообще подводники через переборочные люки пролазят как бы боком и жопой вперёд: так ловчее и быстрее выходит. Но все остальные люди, включая министров обороны, пытаются в них пролезть вперёд головой, что тактически неверно и некрасиво выглядит сзади. А у меня пост боевой как раз был сбоку от люка из центрального в девятнадцатый отсек. Вы даже не представляете себе, сколько я высокопоставленных жоп за свою службу видел. Включая жопу министра обороны Российской Федерации.

Походили они по лодке, министр даже в реакторный отсек зайти не побоялся, между прочим. Вернулись обратно и он говорит:
– Ну дайте мне где-нибудь вам запись сделаю какую-нибудь!
И старпом ему ловко так ЖБП подсовывает. ЖБП – это журнал боевой подготовки корабля, один из основных документов на ПЛ – туда записываются все результаты проверок и отработки всех боевых задач. Секретен до невыносимости.
Министр берёт ручку и пишет (передаю не натуральную запись, а так, как нам её старпом перед строем зачитывал):

" Осмотрел лучший в мире крейсер – ТК-20. Крейсер охуенен своей мощью и красотой! На крейсере полный флотский порядок и чистота даже в труднодоступных местах! Экипаж просто лапочки неземные и феи сплошняком! Все умные, везде побритые и с блеском в глазах! Считаю экипаж и крейсер гордостью военно-морского флота и спать теперь буду спокойно, зная, что морские границы Родины находятся в мозолистых руках её достойных сынов! Люблю их теперь горячо и жалею, что не хватило мне ума пойти в подводники!" Ну и подпись "Целую, министр обороны Грачёв".
Уехали.
А на следующий день приехал к нам штаб дивизии проверять нас на готовность к выходу в море (какую-то очередную задачу по плану должны были сдавать). Флагманский механик нам сразу сказал:
– Ребята, расслабьтесь, но в море мы вас не выпустим, приезжает на флотилию комиссия из Москвы и под проверку хотят вас подставить. Нам даны жесточайшие указания вас в море не пускать.
Расслабились. Не привыкать же. После проверки собираются они все в центральном посту (в кресле хмурый командир, рядом хмурый комдив) и флагманские специалисты начинают доклады свои по очереди:
– БЧ-1 к выходу в море не готовы. Карандаши не наточены, штурман – хам.
– БЧ-2 к выходу в море не готовы. Всё хуёво.
– БЧ-3 полное говно. Какое море?
– БЧ-4 не знает азбуки Морзе. Всех расстрелять и набрать новых!
…ну и так далее.
– Ну что же Вы к выходу в море-то не подготовились! – орёт комдив, – Что ж вы за люди-то такие безответственные!!! Старпом!!! Ж! Б! П! Мне!
Старпом подаёт ЖБП, услужливо открыв его на вчерашней записи министра.

Комдив читает запись. Коричневеет лицом и издаёт горлом булькающие звуки. Он, конечно, отчаянный парень, но перечить министру обороны в секретных документах, которые хранятся вечно, это полный моветон на флоте. Вечность не простит.
– Ну Швец, ссссссууууукааааа! – шипит комдив на старпома.
– хер! – кричит он ему уже откуда-то сверху, убегая с корабля, – хер ты у меня, когда командиром станешь жопа хитрожопая!!!!
Сидим в центральном молча, ждём пока воздух остынет от накала страстей.
– Ну что, Серёга, – командир хлопает старпома по плечу, – навеки ты-мой, а я твоя!!!
Все ржём и вытираем слёзы рукавами.
– Тащ командир, – отсмеявшись говорит старпом, – комдив фуражку свою на столе забыл, может послать кого, чтоб в штаб отнесли?
– Да вот хер ему! Не царь – сам приедет заберёт! Давай, Серёга, насрём ему в неё дружно, чтоб любовь наша флотская по ушам у него текла коричневыми потоками!
– У меня есть более конструктивное предложение, подкупающее своей новизной, – возражает старпом, – по пять капель!
– Умеешь ты змей, сооблазнять!
Оба в обнимку уходят. А нам-то что делать? Тревога же до сих пор объявлена. Командир звонит через пять минут:
– Отбой тревоги, всех по домам – любить жён на прощание. Завтра ввод ГЭУ и выход в море по плану.
А в море мы ходить любили тогда. В море спокойнее было.

[Марат 3]

Хилтон

Нас так называли мелкописечные подводники от зависти. Ну да – была у нас сауна, солярий, зона отдыха и спортзал, а у некоторых даже курилки на борту не было. Курили в выхлопные патрубки дизель-генераторов на перископной глубине.
Но если вы думаете, что мы только в сауне и сидели в автономках и выходах в море, то вы глубоко заблуждаетесь от незнания и розовых очков на носу. Режим службы в море такой, что самой большой роскошью считалось поспать. За три месяца первой автономки в сауне я был раза два, наверное. И то один раз потому, что было прикольно в забортную воду с температурой минус 2 градуса на Северном Полюсе попрыгать. А ещё пресная вода – один из ресурсов, который подлежал строгому учёту и экономии.
Когда в базе стояли, то да – хоть каждый день ходи здоровье поправляй. А в море в сауну у нас ходила только категория людей, называемых нами «пассажирами» – всякие высокие начальники и флагманские специалисты, желающие приобщиться к загребанию жара чужими руками и совершить подвиг ничего не делая.
Вот так было и в первой автономке – пошёл с нами один контр-адмирал абсолютно быдлятской натуры. Разговаривал как извозчик (причём постоянно, даже когда просто разговаривал), был отменным хамом и абсолютно наплевательски относился к людям. С нами тогда ходила съёмочная группа ОРТ и фильм сорокаминутный про нас выпустила – про него ни слова не сказали, и это – посторонние люди, которые просто наблюдали за всем со стороны, представляете, каков был гусь? Я даже интересовался у командира, а есть ли у него высшее образование.
И вот, наверное, через месяц наших мытарств подо льдами Арктики, приказывает он истопить себе сауну и набрать в бассейн пресной воды с температурой 36.6 градусов по Цельсию. Дали отбой тревоги, первая смена на вахте, я иду к себе в каюту, по дороге захожу в сауну. На бортике бассейна стоит командир второй трюмной группы Андрей и опухшими, красными глазёнками наблюдает за набирающейся туда пресной водой.
– Чё делаешь?, – спрашиваю Андрюху
– Дрочу
– В бассейн?
– Нет, в душу свою, крайне уставшую.
Я, отупевший от недосыпа, стою рядом и тоже пялюсь на воду. И тут меня посещает гениальная мысль:
– Слушай,- говорю,- Андрюха, а давай в бассейн нассым ему.
– Бля, Эдик, ты же гений, мать твою!!!
Сказано – сделано. Нассали. Позвали вахтенных из соседних отсеков, те тоже нассали. Прошлись по каютам, опросили желающих, кто хочет приобщиться к прекрасному. Хотели все. Бассейн набрали довольно быстро и литров пятьдесят, наверное, пресной воды сэкономили экипажу.
Третья смена. Сидим на вахте в центральном, заваливается это мурло с распаренной рожей и плюхается своей толстой жопой в командирское кресло (никто, кроме него никогда в него не садился, традиция такая – в командирском кресле сидит только командир). Один из флагманских лизоблюдов услужливо интересуется:
– Ну как попарились, тащ адмирал?
– Ох и хорошо же! Бассейн вообще замечательный, плавал там, как дельфин в утробе матери, водичка тёпленькая – в рот её набирал и струйками по стенам брызгал, как юный китёнок.
Я понимаю, что если сейчас начну смеяться, то мне крайне сложно будет списать это на нервный срыв. Терплю. Чувствую лицо сейчас сгорит и глаза лопнут от натуги. Вахтенный механик (мой командир дивизиона) жук тёртый, понял, что что-то не то:
– Скокни-ка, – говорит,- Эдуард, в мою каюту, я там блокнотик свой забыл.
Категорически запрещено в море покидать свой боевой пост. Только мёртвым. Я пулей выскакиваю в восьмой отсек и начинаю там кататься по полу. Вахтенный отсека интересуется, не позвать ли мне доктора. Сквозь слёзы рассказываю ему историю. Начинаем кататься вдвоём. Из кают выходят разбуженные подводники и интересуются, что за нах? Рассказываем. На полу заканчивается место от валяющихся подводников.
Отсмеялся, взял себя в руки. В центральном уже только наши остались: командир, замполит, вахтенный механик, боцмана на рулях и штурмана с акустиками по своим рубкам. Скромненько потупив взор, усаживаюсь на своё место и начинаю с умным видом клацать кнопками. Не, ну я вижу, что на меня все внимательно смотрят, но вдруг просто так, на профессионализм мой любуются? Подходит командир и кээээк даст мне оплеуху:
– Давай рассказывай, сидишь тут, время тянешь!
Рассказал. Командиру врать не принято у моряков. После этого минут пятнадцать лодка была абсолютно неуправляемой на глубине ста двадцати метров. Ржали, брызгаясь слезами и слюной все: командир, замполит, боцмана на рулях, штурмана и акустики в своих рубках.
– Спасибо, Эдуард, – сказал командир, пожимая мне руку, – от души! Вам с Андрюхой по благодарности от меня с занесением в личное дело, за высокий профессионализм и флотскую смекалку!
Никогда не обижайте подводников. Очень уж мстительная фантазия у них развита.

[Марат 3]

Пятнадцатилетний капитан

Когда я пришёл служить в свой экипаж зелёным неотёсанным поленом, Игорь уже давно был капитан-лейтенантом. Он служил командиром группы в ракетной боевой части и, заодно, командиром шестого отсека. Когда я переводился в другой экипаж уже бывалым капитан-лейтенантом, Игорь по-прежнему был капитан-лейтенантом и командовал той же группой и тем же отсеком. Игоря звали "пятнадцатилетний капитан".
Игорь знал свою матчасть и отсек так, как не знали этого даже конструкторы. Он один из всей своей боевой части мог на глазок повернуть клапана, например, системы аварийной проливки ракетной шахты так, чтоб в системе было нужное давление и расход воды. Все соревнования по борьбе за живучесть его отсек выигрывал безоговорочно и всегда. Любой клапан в отсеке он находил в полной темноте и со сломанной рукой. Нет, ну руки-то ему никто не ломал, но скотчем одну к телу приматывали. У нашего механика такая методика была тренировок: сначала все отрабатываются в нормальных условиях, когда все всё выучили, в отсеке выключают свет, когда все опять всё выучили, тогда всем одну руку скотчем к телу приматывали, чтоб в темноте и с одной рукой всё мог делать. Эффективная методика, стоит признать.
При этом при всём, Игорь был абсолютно невозмутим: вывести из себя его было практически невозможно. Он очень любил кетчуп. В автономку, когда экипаж собирался, то всё пёрли с собой сигареты, магнитофоны, телевизоры, а Игорь – коробку кетчупа. В кают-компании он сидел наискосок от командира и тот однажды, не выдержав ежедневной картины поливания всего толстым слоем кетчупа спросил:
– Игорь, а если говно кетчупом полить ты его тоже съешь?
– Только если шашлычным, – ответил Игорь, – от болгарского у меня изжога в последнее время.

Его карьерному росту мешал всего один незначительный фактор – он ненавидел проверки вышестоящих штабов до самых глубин своей флотской души.
Проверки штабом дивизии он просто игнорировал, а на проверках штабов от флотилии и выше всегда напивался в дрова.

Проверки штабом дивизии, обычно, у него проходили так: он сидел на боевом посту в своём отсеке и играл в шахматы со своим мичманом, а вокруг него в истерике бегал флагманский ракетчик (его недавний подчинённый):
– Игорь! Тебе надо пройти проверку перед выходом в море!!!
– Ты хуйню какую-то говоришь, Вася, если бы мне надо было пройти проверку, то я бы её проходил, а не в шахматы тут играл.
– Игорь, ну где у тебя, хотя бы, тетрадь боевой подготовки группы?
– Не знаю, валяется где-то в каюте. Ну куда ты суёшь ферзя своего? Ну ты дебил? В жопу себе его лучше засунь, он там целее будет!!!
Флагманский убегал в каюту, рылся в документах и бежал обратно, возмущённо размахиваю тетрадью:
– Игорь, ну она же прошлогодняя у тебя!! Ну что, трудно было даты исправить?!
– Не пизди, я в прошлом году её тоже не заполнял.
– Это я её в прошлом году заполнял, – бурчит мичман, мусоля пальцами ферзя.
– Да? – искренне удивлялся Игорь, – а почему ты тогда в этом году её не заполнил?
– Потому, что в прошлом году ты мне литр спирта за это пообещал, а в этом -нет.
– Какие же вы все скучные и меркантильные, – сокрушался Игорь и уходил пить чай.
А флагманский ракетчик, высунув язык, старательно стирал в его тетрадке все надписи "одна тысяча девятьсот девяносто пятый год" и писал "одна тысяча девятьсот девяносто шестой год". Торопился: ему же надо было успеть до конца проверки.
А когда приезжала проверка штабом флота, например, то начальник штаба, распределяя проверяющих по отсекам спрашивал:
– Старпом, в шестом у вас как всегда?
– Так точно!
– Старпом, ну сколько можно, ну сделайте уже с ним что-нибудь!!! Напоите его накануне проверки, чтоб спирт в глотку не лез, рот ему скотчем заклейте!!
– Пробовали, тащ контр-адмирал. Ничего не помогает!
– А чем он это мотивирует?
– Стресс у него от проверок, тащ контр-адмирал!
– стерва, ну как так старпом? Он же уже больше меня на флоте служит!!! Ну какой у него стресс?!
– Не могу знать, тащ контр-адмирал. Я, по образованию, штурман, а не психолог.
– Психолог. Ну-ка пошли, я счас тебе покажу как надо.
Они всей делегацией шли к Игорю в каюту и тормошили там его бессознательное тело контр-адмиральскими руками.
– Товарищ капитан-лейтенант!!! – орал ему прямо в ухо начальник штаба флота, – Почему вы в таком виде на борту!!! Как вы посмели напиться!!!
– Я не напился, – бормотал в ответ Игорь и от перегара у контр-адмирала начинали тлеть брови, – я просто устал, когда готовился к проверке.
– Сука!!! – орал контр-адмирал, – Да я тебя!!! Да я тебе!!! Да я об тебя!!!!
Но на этом, обычно фантазия и заканчивалась. Ну куда можно сослать офицера с Северного флота, с атомной подводной лодки из города с населением в десять тысяч человек? Чем ему можно угрожать, если ему зарплату и так три раза в год выдают?
А вообще, у Игоря была светлая голова и он всё время что-нибудь выдумывал. Одно время у нас ввели на флоте контрольные листы. Правильно, в принципе, видимо в штабе флота рассудили так: ну кто сейчас на кораблях служит? Ну понятно же, что одни дебилы. Нормальные люди проститутками в Питере торгуют или наркотики из Казахстана возят, на худой конец, – свобода же, мать её, рыночных отношений!!! Любовь к Родине тогда была не в тренде абсолютно, поэтому о ней никто и не думал. И вот, значит, рассудив так, решили флотоводцы, что все те инструкции и указания, которые они родили в муках военно-морского творчества, дебилы эти запомнить не могут и поэтому надо им ввести контрольные листы. Это такой лист электрокартона коричневого цвета, на котором в табличной форме записаны все действия, которые ты должен сделать по определённому сигналу ("Ветер-2" например, или "По местам стоять, корабль к бою и походу приготовить"). Сделал – ставишь "вып", когда все выпы поставил несёшь лист своему начальнику, он кроме того, что ставит выпы в своём листе, считает листы своих подчинённых и так далее, по восходящей линии. Нововведение начальству понравилось и, как всё маразматичное на флоте, быстро прижилось, стало плодиться и размножаться. И, в итоге, на проверках, кроме всех боевых и теоретических навыков экипажа начали проверять ещё и наличие у каждого всех контрольных листов. А, в итоге, у каждого командира отсека их должно было быть пятнадцать штук. Старпом, накануне проверки, собирал всех командиров отсеков в центральном и по очереди пересчитывал их контрольные листы.
– Первый, считай.
Первый считал вслух, старпом смотрел.
– Второй, считай.
И так далее…
– Шестой, считай.
– Раз, два, три... шестнадцать.
– Как шестнадцать? Пятнадцать же всего должно быть?
– А я, Сей Саныч, заебался хуйнёй этой заниматься и придумал для неё апогей: контрольный лист по наличию контрольных листов!
– Игорь, – устало говорит старпом, – ты конечно гений и за это твоё изобретение кто-нибудь в штабе звезду героя может получить, но если ты, стерва колхозная, его сейчас же не сожжёшь и не развеешь пепел в дельте реки Западная Лица, то я лично тебя, сука, придушу!!! Я, когда несу на проверку эти ебучие листы, они у меня от пояса и до подбородка стопкой лежат, а ты мне хочешь ещё тридцать штук добавить?!
– Всё понял, Сей Саныч, больше так не буду
– И ни слова никому!!! Ни слова, слышите меня, бандерлоги?!
– Как же они заебали, – доносилось его эхо до центрального уже из седьмого отсека, – у меня от количества их бумаг уже хер скоро в каюту не всунуть будет, а не то, что моё тщедушное тельце!!!
А ещё Игорь однажды чуть не стал виновником международного конфликта. Но это уже совсем другая история.

[Марат 3]

Международный скандал

К нам раз в год приезжали американские шпионы. Они маскировались под каких-то там военных, которые якобы должны были проверять выполнение Россией договора СНВ-1. Приезжали они к нам строго зимой в ноябре-декабре и получали, по их словам, восемьсот долларов командировочных в сутки за невыносимые условия для разумной жизни в условиях российского Заполярья. Для сравнения, за три месяца "командировки" за территориальными водами РФ я получил в те времена, примерно, 250 долларов.
К их приезду, конечно же, готовились. Готовилась только ракетная боевая часть потому, что на корабль-то американцев не пускали, естественно, и выполнение договора они проверяли с плавкрана, к которому пришвартовывалась лодка и открывала одну из двадцати, случайно выбранных, ракетных шахт. Поэтому все двадцать крышек ракетных шахт заранее готовились: натирались до блеска кремольерные кольца и подкрашивались все не подкрашенные места. В декабре месяце, подчёркиваю. В Заполярье.
Ну и вот, в очередной раз, кто-то проебал забыл вовремя сообщить, и командир на утреннем построении объявляет:
– А к ракетной боевой части у нас послезавтра приезжают их друзья – американцы. Значит, что? Правильно – сход с корабля ракетной боевой части отменяю, сон, еду и отдых тоже отменяю – чистите свои крышки. Всем спасибо, все свободны.
А ракетная боевая часть на корабле у нас была, несмотря на всю ту ядерную мощь которую содержала, не самая большая, да ещё и не комплект всегда был, поэтому человек 12-14 и чистили эти крышки в течении двух суток. Без перерывов, практически. Всё время темно, всё время холодно, всё время скользко и внизу вода дымится. Не, ну остальные им тоже помогали. Говорили: "Бог в помощь" и предлагали зайти к жёнам приветы передать.
К концу вторых суток всех мёртвых матросов уже снесли внутрь прочного корпуса, для отогрева тел, мичманы пьяные валялись кто где и как попало, а с последней семнадцатой шахтой заканчивали два офицера Игорь (я про него писал) и Олег (напишу позже). Доделав всю работу и осматривая придирчивым взглядом художника результаты своих трудов Игорь, неожиданно предложил Олегу:
– А ну-ка, подсади меня повыше, салага.
Вы, как гражданские лица, полные сомнений и домыслов, начали бы, небось, спрашивать "зачем" да "почему", но Олег, как настоящий друг, делать этого не стал: попросил товарищ подсадить, значит надо подсадить.
Я, в этот момент, как раз вышел наверх отогреть их замёрзшие губы. Горячим чаем, а не то, что вы сейчас подумали. И наблюдаю я такую картину: на голове у баллистической ракеты Р-39 (девяносто тонн, мощность пятьдесят Хиросим) стоит офицер Олег (высшее образование, отличник боевой и политической подготовки, ежегодно проходит медицинскую комиссию, включая психологическое тестирование), на плечах у него сидит офицер Игорь (высшее образование, отличник боевой и политической подготовки, ежегодно проходит медицинскую комиссию, включая психологическое тестирование) и, высунув от творческого экстаза язык, рисует на внутренней стороне крышки шахты хер. Простите, конечно я имел в виду, что рисует он изогнутый половой член с непропорционально большой головкой и воробьиными крылышками над яйцами.
А, вы же сейчас не понимаете на чём он рисует. В каждой ракетной шахте поддерживается постоянно микроклимат – там всегда одинаковая температура и влажность. Когда крышку открывают при морозе и влажности, на её внутренней стороне моментально выпадает влажный дисперсный конденсат. Перед закрытием его вытирают ветошью. Вот на нём и рисовал.
– Отойди, – говорит Игорь, – Олег на пару шагов, я полюбуюсь
Олег, рискуя подскользнуться и упасть, сломав себе всё, отходит с Игорем на плечах. Игорь любуется.
– Ну как тебе, Эдуард? – спрашивает меня.
– Да Айвозовский сейчас от зависти ногти кусает в гробу, однозначно.
– Не, – Игорь недоволен, – чего-то не хватает. Подойди-ка Олег, обратно.
Олег подходит. Игорь по дуге над членом выводит корявыми буквами "Yankee go home!!!".
– О, теперь всё, спускай меня.
– Пятый, – кричит Игорь в "Лиственницу" – закрыть крышку шахты номер семнадцать!
Шахта со скрипом начинает закрываться. Стоим, греем губы. Пьём чай, а не то, что вы сейчас подумали.
– А чего мы конденсат не вытерли? – спрашивает Олег
– А на хуя мы тогда рисовали? – парирует Игорь.
Уходят спать.
Вечером приезжают американцы. Темно, метель особисты в белых тулупах и валенках стоят через каждые десять метров, прожектора выхватывают фрагменты пейзажа, только овчарок не хватает для полноты картины. Всё, короче, как в хреновом американском кино про СССР, только наяву. Показывают они на нашу лодку, естественно, так как мы в боевом дежурстве стоим и боекомплект у нас загружен. Перешвартовываемся к крану, они залазят на кран и просят открыть им семнадцатую, например, шахту. То есть из двадцати возможных вариантов они выбирают именно верный. Под лучом прожектора с крана, крышка шахты медленно поднимается, открывая изумлённому взору всех картину пальцем на конденсате.
Как написал бы классик, повисло неловкое молчание. Но классика там не было, поэтому молчание повиснуть не успело, испуганное воплями командира дивизии:
– Тащ командир!!! Что это за безобразие у вас на борту творится!!! Вы что, стерва, международный скандал мне тут затеваете?!! Начальник штаба, – принести мне мой пистолет, я лично расстреляю того, кто это сделал!! Немедленно!!! С особой жестокостью!!!
Американцы, конечно, хватают его за руки, мол не надо расстреливать, что вы, мирное же время и мы всё понимаем. Гуманисты, одним словом.
– Я разберусь!!! – орёт им комдив, – по всей строгости!!!
Верим, верим, кивают американцы и убираются восвояси.
Комдив с командиром спускаются в центральный.
– Вызови мне этих клоунов, Саша, немедленно!
Вызывают Олега с Игорем. Те прибывают парой и стоят за спиной комдива, стесняясь неожиданным к себе вниманием. А комдив с красным как закатное солнце лицом как вскочит им навстречу. Ну всё, думаю, хана – сейчас бить будет.
– Товарищи офицеры! – орёт комдив в лица офицеров с немыслимой яростью, – от лица командования дивизии выражаю вам благодарность, за защиту чести Отечества и проявленную смекалку!! Командир!! Занести благодарности в личные дела!! У тебя сколько взысканий? (спрашивает у Игоря)
– Четыре, – гордо отвечает Игорь
– Командир! Я приказываю снять все взыскания! У тебя сколько (спрашивает у Олега)
– Одно
– Как одно?! Ты что, служишь как попало, что ли? Как это, командир, у офицера всего одно взыскание? Ладно, снимай и ему тоже!
Потом достаёт из своего чемодана банку спирта:
– А это, ребята, от меня лично. От всей моей души.
Ребята, радостно похрюкивая, убегают в обнимку с вкусняшкой. Знаю, к кому сейчас пойду, после отбоя тревоги.
А договор СНВ-1 мы постоянно нарушали, что американцы всё время и фиксировали.

[Марат 3]

Поросёнок

Решили у нас в дивизии как-то возродить добрую традицию встречать подводников из похода жаренным поросёнком. Ну а что, – красиво, исторично и сытно. В теории. Сейчас расскажу, как это было на самом деле.

Первый случай был в 95 году – мы тогда вернулись из очень сложной автономки подо льдами Арктики со всплытием на Северном Полюсе, стрельбой ракетой по Архангельску с 88 широты, вырезанием мне там же аппендицита, ну и прочими мелочами.

Три месяца. Три месяца, чтоб вы понимали, мы, не вынимая, любили Родину. Круглосуточно и с особой нежностью, но всему хорошему приходит конец, и мы вернулись в базу. Ранняя осень – самая красивая пора в Заполярье. Оранжево-красные сопки, которые трещат от грибов, синее-синее небо, кислорода – дыши сколько хочешь, ветра редко бывают, ещё довольно тепло и хочется, чтоб так было всегда. И вот мы такие, ошалевшие от трёхмесячного сидения в железной банке в суровом мужском коллективе, выходим на берег. Моргаем подслеповатыми глазёнками, щупаем землю и заикаемся от восторга ощущать вокруг всю эту красоту без риска для жизни.

А нам:
– Экипажу срочно построиться у здания СРБ для торжественной встречи!

Ну, стерва, ну для какой встречи? Ну что вы от нас не отьебётесь просто и не оставите в покое хоть на денёк? Но делать нечего – бредём строиться. Строимся обычно по боевым частям: командир со старпомом, потом БЧ-1, БЧ-2 и так далее. А тут командир говорит:
– Эдуард, вы с разведчиком возле меня встаньте. Нам вручать что-то будут, сказали двух офицеров покрасивше подготовить.

Мы с разведчиком Славой чем-то похожи: оба высокие, худые и брюнеты. Ну как худые, после автономки не то, что куртка не застёгивается, а и фуражка на голову не налазит, но правда это очень быстро проходит. Ещё считалось в экипаже, что мы со Славой нормально строевым шагом ходим, то есть можем вдвоём идти в ногу и не сильно при этом раскачиваемся.
Построились. Напротив – штабы дивизии и флотилии в почти полном составе, сбоку от них стол стоит, а за столом – УАЗик с нашей береговой базы. Интригуют, бля.

Ну начинаются всякие бравурные речи и прочие растекания мыслью по древу о том, какие мы всё-таки хероические люди и несмотря ни на что, а, иногда, даже и вопреки, выполнили все возложенные на наши хрупкие плечи обязанности и не посрамили мать нашу, опять же Родину. И так далее, ничего, в общем-то, интересного. Тут завершающее слово берёт заместитель командующего, а тыловые крысы в это время вытаскивают из УАЗика на подносе что-то и ставят это на стол. Щурюсь, потом наоборот вылупливаю глаза, но не понимаю, что же там лежит на подносе.

– Вячеслав, – шепчу уголком рта, – а Вы не видите, случайно, что там за животное на подносе лежит?
– Ну что же Вы, Эдуард, – шепчет в ответ Слава, – совсем умом тронулись в автономном плавании? Очевидно же, что это – поросёнок.
– Простите, конечно, Вячеслав, но я с вами категорически не согласен. Я, конечно, понимаю, что Вы родом из Питера и живых поросят только в телепередаче "Спокойной ночи, малыши" с Ангелиной Вовк видели, но я-то интеллигент в первом поколении, вчера, буквально, оторван от сосцов моей деревенской Белоруссии и я ещё помню, как выглядят поросята. Это – точно не поросёнок.
– Эдуард, как же Вы невыносимо прямолинейны. Ну кто это по-вашему? Выхухоль?
– Будьте здоровы, Вячеслав.
Да, практически именно так и разговаривали, а вы как себе думали офицеры военно-морского флота, только сплошным матом кроют?

Но тут в наш диалог вмешивается командир:
– Да заткнитесь уже, заебали, за три месяца не наговорились, не тошнит вас ещё друг от друга? Раз в год про нас что-то приятное говорят и то не дадут уши погреть. Шушукаются, как две профурсетки на гусарском балу.
Заткнулись. И тут заместитель командующего заканчивает речь громкой фразой, срываясь на фальцет:

– И по старой военно-морской традиции, мы дарим вам поросёнком!
Именно так и сказал "дарим вам поросёноком" – у нас потом это крылатой фразой стало.
– Бизоны, вперёд! – отдаёт командир строго уставную команду.
Идём со Славой, якобы строевым шагом, к столу. На столе на подносе лежит то, что когда-то было довольно крупной свиньёй. Только лежит на подносе голова, обрезанная аккурат за ушами и приклеенная к ней жопа, отрезанная аккурат за задними ногами. Место стыка замазано гречкой и кусками огурцов. Берём, значит, эту срамоту кончиками пальцев и аккуратно несём в сторону командира. В экипаже начинаются роптания и смешки. Чем ближе мы подходим, тем сильнее командир меняется в лице: краснеет, белеет, поджимает губы и отчётливо говорит слово "нубляааа".

– Не несите его сюда, выкиньте его в залив нахуй, пусть нерпы поржут! – не выдерживает командир.
Штаб флотилии резко собирается и отступает к своему автобусу – ну нас же сто восемьдесят человек, и мы же неадекватные после автономки. К командиру бежит командир дивизии:
– Саша, давай отойдём на секундочку.
Отошли за строй.
– Саша, ну что ты начинаешь?
– Что. Я. Начинаю? – командир у нас спокойный, как танк после спаривания, заводится редко, но всегда метко.
– Мы! пип-пип! Три пип-пип! Месяца! Подо льдом! Не ели нормально, не спали!! Медали вам, бляди, с орденами зарабатывали!!! Глубина – три километра, лёд над нами – семь метров!!! Три нахуй!!! Три месяца очко, как копеечка!!! До сих пор расслабить не могу! А выбля, даже, сука, свинью у нас спиздили!!!
– Ну это же бербаза, Саша, я разберусь Саша, я лично всех отъебу с особым цинизмом! Саша, ну ты же меня знаешь, я же за вас!!!
Не врёт. Почти всегда за нас.
– Ладно, – командир уже почти остыл, – несите эту хуйню в сторону лодки, но на борт не поднимать, скиньте там под пирс.
Понесли. Скинули. Нерпы понюхали и брезгливо отвернулись, покрутив нам ластами у висков.
А второй раз нам поросёнка вручали целого. Только у него из-под шкуры вырезали всё мясо и пришили шкуру обратно на рёбра. Командир предупредил, что следующий раз он за экипаж не отвечает и сдерживать его праведный гнев не будет. На этом традиция и заглохла. А вы как думали – легко Родину, что ли любить?

[Марат 3]

Якорь

Ну а как вы себе думали? На подводной лодке тоже есть якорь – это же как-бы корабль. А ещё на подводной лодке случаются командиры дивизий со свербящим в жопе шилом и, когда две эти субстанции пересекаются в пространстве и времени, то происходят всякие казусы.

Отрабатывали мы как-то задачу с покладкой на грунт. Нашли место себе поприятнее с дном помягче да поровнее, глубина небольшая, метров сто восемьдесят, решили, что тут и будем ложиться. На ста метрах отдифферентовались без хода и начали вниз тихонько опускаться. А снизу у нас из лёгкого корпуса торчит лаг – прибор для измерения скорости. В заведовании он у штурманов находится вместе со всякими гироскопами, карандашами и секстантами, но они же штурмана, они его, как от пирса отчаливаем, откидывают и забывают о нём. Опускаемся. Гидроакустики докладывают глубину под килем: 20 метро, 15, 10…

А у меня на пульте моём лампочка горит, что прибор лага отвален.
– Антоныч, – шепчу комдиву три, – нога лага же торчит, штурмана забыли её завалить.
– Тихо, – шепчет Антоныч в ответ, – молчи, будь хитрым, – поржём хоть.
Восемь метров докладывают, семь, три, один. Один. Один. Ну и как-бы по ощущению понятно, что на дно-то мы не легли, а висим в пучине морской. Командир дивизии с нами тогда старшим на борту ходил, – хороший был мужик, грамотный, но это именно у него шило в жопе кто-то забыл.

– Что такое? – спрашивает, – Кто виноват?
Комдив три шепчет механику:
– Штурмана ногу лага завалить забыли.
– Тихо, – шепчет механик и оба хихикают.
– Чё вы ржёте-то, – спрашиваю я, волнуясь за народное добро, а если погнём?
– Не ссы, – шепчет механик, – я её в доке видел,- она как хер у слона, только железная. Её земным шаром не согнёшь!
– А мне вот, например, интересно, – решаю уточнить я, – а где Вы хер слона видели?
– Пошёл в жопу, – объяснят механик где он видел хер слона.
Из рубок вылазят штурмана и гидроакустики и коллегиальным решением назначают виноватыми механиков. Тычут в нас троих пальцами и называют криворукими имбецилами, которые даже лодку на грунт нормально уронить не могут. Мы сидим и гордо молчим – накаляем обстановку.

– Механик, – не выдерживает командир дивизии, – немедленно доложить, что за хуйня!
– Эдуард, – пасует мне механик, – доложить, что за хуйня!
– Тащ контр-адмирал, – докладывает Эдуард, то есть я, – нога лага отвалена.
Как он кинул в штурмана дыроколом каким-то:
– Ещё на механиков, моих любимых бочку катит!
Завалили ногу лага, легли на дно, расслабились, полежали, на касаток в камеры попялились. Надо бы и всплывать.

– А давайте, – неожиданно встрепенулся командир дивизии, – якорь заодно отдадим!!! Потренируемся!!!
– Какой якорь? – искренне удивился комсомолец.
Был у нас такой человек на корабле – замполит электромеханической боевой части. Замполита корабельного называли "замполит", а этого – "комсомолец", типа маленький замполитик. Наш к нам только перевёлся из Феодосии, где служил начальником клуба, ну, то есть, профессиональный подводник. Но даже не считая его, процентов тридцать подводников и не подозревали о наличии у нас устройства под названием "якорь".
– Ты чё, Вова, матчасть свою не знаешь? – презрительно щурится командир дивизии
– Да какая у него матчасть? – отмахивается командир, – рот закрыл, матчасть в исходном. Я против отдачи якоря, – в задаче этого нет, к чему эта самодеятельность?
– Йа вам, командир, сейчас же и немедленно ставлю такую задачу: Встать, стерва, на якорь. Кто тут самый главный? Я – самый главный!
– Тащ, контр-адмирал, – вмешивается механик, – я тоже категорически против. Этот якорь с момента постройки корабля никто не отдавал ни разу. Как там всё получится – неизвестно.
– Да что вы меня, подъёбываете, что ли все тут? Наркоманы, что ли вы, а не солдаты, – командир дивизии начинает кипеть, – Немедленно встать на якорь!!!!
Якорь у нас это такая железная плита массивная, которая в носу отдаётся и на цепи потом обратно втаскивается, в теории. А в первом отсеке как раз мой старшина команды по боевой тревоге сидит и три доктора. То есть та ещё команда молодцов- удальцов. Подвсплыли немного. Механик в "Лиственницу" командует им:
– Первый
– Есть первый
– Отдать якорь
Минута молчания
– Первый, как поняли
– Не поняли, что сделать?
– Якорь отдать!
Минута молчания. Командир дивизии выхватывает микрофон у механика и орёт в него:
– Первый, стерва, я сейчас приду и вас нахуй с этим якорем за борт отдам!!!
– Есть отдать якорь.
Проходит пять минут в гробовой тишине:
– Центральный, первому
– Есть центральный
– Якорь отдан
Командир дивизии радостно потирает ладоши:
– ХаХа, ссыкуны, а я вам говорил, что всё заебись будет!!!
– Ну во-первых не говорили, – встревает командир, – а во-вторых мы боялись за вопрос обратно его затянуть, а не отдать.
Командир дивизии его не слушает:
– Так, там, эта, давайте-ка поманеврируем потихоньку, посмотрим, как держит!!!
Все на него смотрят молча, вопрошая "ну ты совсем с катушек слетел?"
– Ай, бля, ну вас в жопу, сипаторщики! – командир дивизии явно обижается, – ладно, затягивайте обратно.
– Первый
– Есть первый
– Втянуть якорь обратно
– Есть втянуть якорь обратно.
Через пару минут
– Центральный первому
– Есть центральный
– Якорь обратно не идёт
– Как не идёт?
– Как идёт, только наоборот.
Театральная пауза. В центральный входит связист
– Товарищ командир, через час сеанс связи.
А сеанс связи эта такая штука, которую пропускать нельзя. Лодка должна по расписанию выходить на связь со штабом флота и докладывать, что всё, мол, хорошо, продолжаем бороздить просторы и шлём вам пламенный привет. Тогда в штабе продолжают радостно пить водку и хватать за жопы секретчиц. Если лодка на связь не выходит вовремя, то никакой паники ещё не начинается, так как есть запасной сеанс связи, но радостно пить водку прекращают и начинают искать бланки похоронок и думать, как бы подольше не докладывать Главкому ВМФ о чрезвычайном происшествии. То есть сеанс связи – штука обязательная.

– Первый, пробуйте ещё раз!
– Пробуем перманентно – не идёт сука.
И тут, вроде как жопа происходит, а на всех веселье какое-то нападает и все начинают друг над другом юморить.

– Эдуард, – хлопает меня по плечу командир, – одевай гидрокомбинезон и прошвырнись-ка по дну на предмет наличия симпатичных русалок!
Остальные начинают рассуждать, что, в принципе в реакторных отсеках картошку можно растить, в зоне отдыха – укроп, из минёра сделать живца и ловить на него рыбу через торпедные аппараты, а за блестящие шильдики с приборов можно обменивать у жителей морских глубин морскую капусту и что-нибудь ещё.
Не шутит только командир дивизии:
– Антоныч, – говорит он грустно командиру третьго дивизиона, бери своих чертей трюмных и пошли все вместе в первый разбираться.
– Есть, тащ контр-адмирал! А можно я без вас пойду?
– Ну я же старший на борту, Антоныч, ну чё ты наглеешь-то?
– Я ж поэтому и спрашиваю, а не ставлю перед фактом.
– Ну вас, удоты, – обижается командир дивизии и уходить грустить в штурманскую рубку.
Что уж они там делали с этим якорем, на коленях его умоляли, или в привода механизмов целовали – не знаю. Но медленно-медленно он начал выбираться. Каждые десять сантиметров докладывали. А как мы потом всплывали на сеанс связи за пять минут!!! Это был полнейший восторг, должу я вам. Дали ход и сразу продули весь балласт на ста пятидесяти метрах. Летели вверх, как на ракете, – из воды выскочили, как ковбои в кино из прерий, но успели. Говорю же вам, – весело было, когда в море ходили, только спать всё время хотелось.

[mic141168]

- Эдуард Овечкин  "Акулы из стали".

Читал зимой, прикольно. Некоторые моменты уже выставлял здесь. Марат рекомендую еще "Чарли-чарли-браво" http://www.litlib.net/bk/61256/read

[Марат 3]

Вова

С Вовой мы учились вместе в Севастополе и очень дружили. Спали с ним на соседних койках и тусовались всегда вместе. Вова был из Черкасс и относился к той категории людей, которые притягивали к себе всякие нелепые ситуации, как магнит шурупы. Но был всегда честен, открыт, добр и обожал жизнь во всех её проявлениях – не любить его не было просто никакой возможности. Расскажу вам пару историй про Вову.

Пошли с Вовой на пляж однажды. По дороге нужно было зайти к его девушке, которая болела и не могла идти с нами и занести ей банку как-то добытого малинового варенья. Для того, чтоб она быстрее выздоравливала и возвращалась к нормальной половой жизни. Зашли, – а у них гости: бабушки дедушки, братья какие-то и тётя Света из Херсона.

– Ой, мальчики, заходите! – сразу с порога засуетилась девушкина мама, – у нас тут праздничный обед, посидите с нами!
"Ых!" – сразу довольно заурчал мой желудок. В двадцать один год в военно-морском училище есть хочется всегда, а тут праздничный обед: курица, котлеты, салат оливье и сало, которое тётя Света из Херсона привезла вот прямо вот только что. А Вова, смотрю, что-то тушуется: краснеет, глазки бегают и всё отнекивается, ссылаясь на то, что у нас чрезвычайно срочные дела. И это тот Вова, который имел звание "Проглот"? Странно. Но мама была так настойчива, что даже памятник Казарскому не смог бы ей отказать.
– Ладно, – соглашается наконец-то Вова, – зайдём, только выйдем в подъезд перекурим.
Что за дела? Ну ладно, вышли в подъезд.
– Братуха, – начинает издалека Вова, – ну мы же с тобой братья, да? Давай носками поменяемся!
– А поцелуйте-ка меня в спину, Владимир, – так же издалека отвечаю я, – что за на?
– Эд, ну у меня носки дырявые!
– И? У меня-то целые.
– Эд, ну это же моя девушка, ну как же "сам погибай" – продолжает канючить Вова.
Тут мне крыть уже нечем. Суровое братство морское, мать его.
Снимаю носки, отдаю ему. Он мне протягивает свои. То, что это носки, я понял только по наличию характерной резинки – всё остальное состояло из отверстий различного диаметра.
– Вова, да на хрен ты их вообще одел?
Но Вова меня уже не слышит, довольно похрюкивая, натягивает мои. Я, конечно, его носки выкинул. Сидел за столом босиком, ссылаясь на редкую пяточную аллергию на хлопок.
– Да, какую страну развалили! Нормальной синтетики уже не купишь – горячо поддерживала меня тётя Света из Херсона.
Другой раз возвращались с ним из увольнения по Северной стороне в альма-матер свою. Темнота. Ранняя осень, мы в бушлатах и бескозырках неспеша бредём, наслаждаясь шикарной крымской осенью. Выруливаем из-за угла и видим патруль из лётчиков. Лётчики нас тоже видят. Классовая ненависть и всё такое, ну вы же понимаете.

– Товарищи курсанты! – обозначает свои намерения поближе с нами познакомиться старший патруля в звании целого капитана.
– Бежим! – кричит Вова и срывается в соседнюю улицу.
Чего нам бежать, я не понял. Увольнительные у нас есть, форма одежды в порядке, но, опасаясь под пытками в комендатуре выдать имя товарища, бегу за ним. Лётчики радостно топочут сапогами сзади. Петляем по полутёмным улицам дружной группой из пяти человек. В итоге заскакиваем в глухой, тёмный двор с одной лампочкой на входе.
– Давай к стене станем, – предлагает Вова, – чтоб пуговицы не блестели, они нас хер заметят.
Прижимаемся к стене и стоим, наслаждаясь постигнутым искусством ниндзюцу шестьдесят восьмого уровня. Во двор врываются лётчики. Сначала тяжело дышат, потом начинают дружно ржать.
– Ну, дебииилы! – плачет капитан, – у вас же якоря на ленточках блестят!
Точно! Их же надо было в зубы взять!
– Вы откуда? спрашивает капитан отсмеявшись
– Из Голландии – понуро гундосим мы.
– В самоходе?
– Нет, вот увольнительные.
– А чего бежали?
– хер его знает, тащ капитан, – честно признаётся Вова, – инстинкт классовой ненависти сработал!
Отпустили нас лётчики, за доставленное им удовольствие, только пару сигарет стрельнули.
И таких историй с Вовой была – туева хуча. Сижу сейчас на балконе шестого этажа и любуюсь на стайки ласточек, шныряющих в синем-синем бездонном небе. А Вова не любуется – он погиб на подводной лодке "Курск". Спи спокойно, Вова, я тебя помню всегда и до сих пор не перестаю удивляться твоей жизнерадостности. Помнишь, как мы спали на лавках, положив головы на плечи друг другу, когда нас выгнали из общежития из-за угрозы землетрясения? А как на хлебзаводе выменивали виноград на горячий хлеб? А как камни с крабиками доставали, надеясь на девичью благосклонность от нашей отваги? А как доставали редкие таблетки, в обмен на сексуальные услуги врачихам, чтоб маме твоей помочь? Я – помню, Вова. Всегда буду помнить.

[Марат 3]

- Эдуард Овечкин  "Акулы из стали".

Читал зимой, прикольно. Некоторые моменты уже выставлял здесь.

Сори, не видел

Я пока читал несколько раз пАд стол падал

[Марат 3]

Как космическая пехота теорию марксизма-ленинизма сдала

Читать полезно. В общем, глобальном смысле все знают, почему- чем больше читаешь, тем умнее становишься, даже если не всё понимаешь из того, что прочитал. Ну и так, по мелочам, множество приятных призов ожидает пытливый ум, который тянется к знаниям. И я сейчас не только про восхищённые взгляды янтарных глаз под пушистыми ресницами фемин.
Изучали мы на втором, наверное, курсе военно-морского училища теорию марксизма-ленинизма. Оно, в общем-то понятно, – что за инженер военно-морского флота, не знающий основ марксизма? Так, мазута необразованная, а не офицер – ни матросу лекцию прочитать, ни с дамой беседу светскую на балу вести, полуофицер, короче. Поэтому и изучали. Накануне экзамена заступаем мы в караул, а как раз моя очередь подошла "Космическую пехоту" Хайнлайна читать, если очередь пропустить – бегай за ней потом месяц по факультету, поэтому даже малейших поводов для сомнений у меня не было – надо брать. Книжка в мягкой обложке, на серой бумаги, уже довольно потрёпана, а мне же её потом следующим передавать, – поэтому в сумку с тушёнкой, салом и тортом "Чёрный принц" класть я её пожалел – засунул спереди под шинель, над ремнём.
Стоим на разводе. Вечереет, фонари на плацу включили, я весь в предвкушении. Скорей бы. Осмотр формы одежды производит дежурный по училищу (кап1ранга, татарин, 9 детей, наш преподаватель по теории марксизма-ленинизма, завтра экзамен у нас и будет принимать). Осмотр формы одежды тщательный, – моряки мы всё-таки: должны быть не только боеготовы, но и красивы…а то мало ли…ну вы понимаете. Подходит он ко мне сбоку (вот этого-то я и не учёл,- второй курс ни дифракцию ещё не изучал ни интерференцию), и, пальцем так на Хайнлайна показывая, спрашивает:
– А это у Вас что?
Я врать, очень не люблю и стараюсь всячески этого избегать. Приходится, конечно, но обычно угрызения совести меня не мучают после этого, – всегда заранее знаешь, что врёшь, кому и зачем. Но тут-то я не готов был и понимаю, что вот, в принципе и окончился мой отпуск, который мог бы начаться после сессии, которую я мог бы сдать, если бы положил "Космическую пехоту" к тушёнке, а может и в принципе моя карьера в военно-морском флоте заканчивается….
– Конспект по марксизму-ленинизму, – отвечаю я, не успев даже додумать дальнейший варианты, – завтра же экзамен, буду готовиться в свободное от несения дежурства время!
И подбородок так гордо вверх поднял. Вижу, как у этого пожилого, идейного коммуниста слёзы на глазах выступили от умиления и чувствую, что краснеть начинаю от стыда (спасибо вам жёлтые фонари, за то, что вы жёлтые), неудобно, как-то капитана 1 ранга на плацу до слёз довести. Стерпели оба.
– Похвально, товарищ курсант, – говорит он мне и многозначительно обводит строй взглядом, – типа смотрите, гадёныши, как надо ученье любить.
В общем, это был, наверное, единственный мой караул, в котором я не спал: не мог оторваться от книги. А на следующий день приказ – я лучший караульный всех времён и народов. Прихожу на экзамен – освобожден с оценкой "отлично". Прихожу в общежитие – командир говорит:
– Собирай вещички, тебя приказано в отпуск без трудовой терапии отпустить.
Вот она, – сила печатного слова. Читайте больше, читайте везде и всегда. Умными будете -раз, множество приятных призов – два. Читайте.

[fora]

– Ну и что, – парирую, – я после ига монголо-татарского в Белоруссии остался: там женщины симпатичнее наших степных и растут ёлки.

Гыыыыыы...
...бляхенмухен,нада в выходные книжную янмарку посетить,мож и вправда в бумаге есть,чем Эдик хужее Покровского?

[Марат 3]

Сука

Когда сука появилась на нашем пирсе, она уже была беременной. Грустные глаза и набухшие соски однозначно в ней это выдавали. Откуда она взялась и зачем пришла на наш пирс абсолютно непонятно, но матросы наши влюбились в неё с первого взгляда.
Сейчас я вам расскажу в двух словах о матросах на атомных подводных лодках, чтоб вам стала понятна их душевная привязанность к собаке.
Когда матрос попадал служить на атомную подводную лодку, то он оказывался практически в тюрьме, за то, что, видимо, очень сильно задолжал где-то Родине. Три года он жил, видя только членов экипажа, у него не было увольнительных (некуда было идти) у него не было отпусков (дорого было отпускать) и у него не было никаких развлечений от слова "абсолютно". Жили они на лодках, так как в береговых казармах не было воды, тепла, окон и мебели, а питались на береговом камбузе. Каждое утро в семь часов матросы строились и шли на береговой камбуз, чтоб съесть яйцо, кусок хлеба, листик масла, кружочек колбасы и запить всё это спитым чаем. Ещё давали какую-то субстанцию в тарелках, но её даже свиньи есть отказывались. А потом, вот так вот сытно позавтракав, матрос бежал на подъём флага обратно на свой корабль. Я вам, говорил, кстати, что от корабля до камбуза было три километра? Ну и, понятное дело, так же матрос ходил на обед и на ужин. Круглый год, независимо от погоды. Как их кормил воровской клан, по ошибке называемый у нас береговой базой и как мы боролись с их воровством (били даже пару раз) – это отдельная история. Если вы помните историю, как они украли у нас свинью на глазах у штаба флотилии, то можете себе представить, что творилось на уровне матросской столовой.
Поэтому, конечно, пришедшая на пирс беременная сука стала для матросов наших смыслом жизни в буквальном понимании этого термина. Они устроили ей лежанку, отодвинув секцию кабель-трасс, выуживали из своих тарелок все жилы и кости, складывали в пакет и кормили суку строго три раза в день.
Сука была довольно крупной, овчарочной породы, очень быстро выучила сто с лишним человек нашего экипажа и всем приветливо махала хвостом. На остальных сука рычала и пыталась охранять нас от них. Из дивизии все об этом знали и, собираясь к нам на борт, обычно просто звонили и просили их встретить. Но однажды к нам с неожиданной проверкой нагрянул связист из флотилии. Что ему тогда стукнуло в голову, что он на служебной машине пропылил тридцать километров, науке неизвестно. Верхний вахтенный, которому не положенно отходить от трапа, кричал ему, чтоб тот остановился и подождал, пока его встретят, но куда там. Это ж целый капитан второго ранга из штаба флотилии ёпт: "сдайся враг, замри и ляг" и, естественно, сука порвала ему его форменные штаны, с любовно наведёнными женой стрелками.
С завидной для военно-морского флота оперативностью, на корабль пришёл приказ на следующий день, что специальный человек придёт сегодня собаку отстреливать за дорогие казённые брюки.
Мы сбегали к береговым химикам на СРБ, договорились, что они приютят у себя суку на какое-то время, матросам нашим поручили соорудить ей там будку и познакомить с местным населением. Превентивный удар называется. Но матросов согнали всех на уборку территории и сделать они этого не успели. Вечером звонит мне верхний вахтенный и со слезами в голосе докладывает, что по пирсу идёт человек с ружём, но не Владимир Ильич. Приказываю ему человека задержать, беру с собой для солидности Борисыча (с которым мы в ЛДПР вступали) и поднимаемся наверх. Идём к этому задержанному прапорщику и, войдя в образы Харли Дэвидсона и Ковбоя Мальборо, закуриваем ему в лицо. Прапорщик что-то нам рассказывает, машет руками и хмурит брови. Мы, демонстративно его не замечая, обсуждаем особенности противоторпедного манёвра после ракетного старта.
Неожиданно говорю мужику:
– Мужик, знаешь почему я курю? Я всегда курю перед тем, как человека застрелить. Вот сейчас докурю и застрелю тебя, если ты не успеешь убежать.
– Как это так?! – возмущается мужик
– Ну так это так, – говорю, – вот я, например, дежурный по стратегическому ядерному объекту и прямо сейчас несу ответственность за его сохранность перед своей многонациональной Родиной. А у тебя, мужик, есть пропуск на стратегический ядерный объект? Если нет, то ты – нарушитель.
– У меня есть пропуск в дивизию!
– Дивизия, мужик, находится по курсу зюйд-зюйд-вест в полутора милях отсюда. Ты заблудился?
– Вас должны были с приказом ознакомить!!
– Ни хуя не знакомили (вру, конечно, расписался за него в обед, но тут же на весах жизнь против пяти минут ору на меня)
– Ну товарищи!!! – возмущается мужик
– Какие мы тебя товарищи? – вступает Борисыч, – мы офицеры военно-морского флота при исполнении служебных обязанностей. Нам товарищи сейчас – корабельный устав и должностные инструкции. Мужик, ты видишь, что тут везде висят знаки радиационной безопасности? Где, стерва, твой дозиметр, мужик? Ты видищь КДП на корне пирса? Почему ты не получил дозиметр? Ты, мужик, нарушил все законы Вселенной, появлением на нашем пирсе! И поэтому, когда он тебя застрелит, я труп твой пну ещё пару раз, чтоб остальным неповадно было.
Мужик убежал, конечно, грозя нам издалека всяческими карами. Матросы тут же утащили суку на СРБ и всю ночь там её устраивали.
Утром приходит командир.
– Эдуард, что за хуйня у вас опять?
– В смысле, тащ командир?
– стерва, Эдуард, ну не хлопай в мою сторону своими карими глазками, ну я ж не тёлка тебе половозрелая, на меня это не производит ровным счётом никакого впечатления. Ты вот знаешь, Финист мой, ясный, что со мной в штабе сейчас делали?
– Никак нет, тащ командир!
– А меня в штабе, Эдуард, с утра отъебали уже за то, что вы вчера с хохлом этим усатым, прапорщика из штаба флотилии до сердечного приступа чуть не довели и спрашивали меня, Эдуард, ознакомил ли я тебя с приказом об отстреле собаки. А спрашивали затем, Эдуард, чтоб и тебя тоже отъебать за своенравность твою и спесивый нрав. И знаешь, что я им сказал, Эдуард? А я им сказал, что это я, маразматик старый, забыл до тебя приказ довести, а ты весь яхонтовый и примерный офицер – знаков отличия на тебе уже вешать некуда!
– Спасибо, Сан Сеич, – говорю, – буду должен!
– Хуёлжен! Суку-то спрятали хоть?
– Так точно, унесли на СРБ и там пристроили.
– Всё ночь не спали, небось?
– Не спали
– Ладно, матросы тогда пусть спят, но не ты, сука. Ты бди во все свои глаза, понял?
– Понял, чо непонятного-то. Всё, как обычно.
– И не хами мне тут, – кричит командир уже из соседнего отсека, – я спинным мозгом всё слышу!!!
Потом ко мне матросы делегацию из двух человек прислали. Делегация мне кланялась и пыталась целовать в руки
– Вы знаете, бакланы, что со мной командир с утра делал?
– Никак нет, тащ капитан!
– Он меня отъебал с утра за вашу бакланскую нерасторопность. Без предварительных ласк. И называл всякими непотребными эпитетами. И спрашивал меня командир, а не вы ли, бакланы, виноваты в этой ситуации. А я ему сказал, что вы не виноваты, что я виноват потому, что замечтался о жизни своей после демобилизации из рядов ВМФ!
– Спасибо, тащ капитан! – отвечает мне делегация, – уж мы-то за вас!!!!
– Ой, бля, – говорю, – идите спать уже завасники нашлись тут! И не хамить мне там – я вас спинным мозгом слышу!!!
Ну вы поняли, в общем, как на флоте работает понятие "суровое братство морское" в нормальных коллективах.

[Марат 3]

Военно-морское воспитание

Жила у нас одна семья в городке – мой друг Андрей, офицер с соседнего корпуса и его Жена Лариса, домохозяйка. Всё у них не получалось никак детей завести и так и этак пробовали, но всё в холостую. Тогда, чтобы не терять зря накопленный в организмах родительский потенциал, решили они завести себе кота.
Выбрали там какого-то породистого в Питере с родословной на шестнадцати страницах, вместо машины, на которую копили деньги его и купили. Кот был на редкость наглой и бессовестной тварью. Он быстро просёк, что с ним сюсюкаются, обхаживают и целуют во все доступные места и стал устанавливать в доме свои порядки. То есть Лариса с Андреем думали, что у них дома живёт кот, а кот был уверен, что это у него дома живут Лариса с Андреем. На кресло кота садиться было нельзя, потому, что он потом на них обижался, когда он приходил тереться об ногу, ногой нельзя было шевелить, потому, что тогда он обижался, громко танцевать под музыку было нельзя потому, что…ну вы уже поняли.
– Слышьте, а вы, когда трахаетесь, то кота в ванной закрываете, или разрешения спрашиваете?
– Ты дурак!!! Как кота можно в ванной закрывать??? Это же наш пусечька!!!
Хуесечка, стерва. Кот смотрел на всех гостей, как на говно, потому, что он знал, что как бы ни были заняты хозяева, стоит ему жалобно мяукнуть, как тут же прекращалось любое веселье и начиналось оказание неотложной медицинской помощи этому сибариту. Мы-то, конечно, хихикали над всей этой ситуацией, а ребята реально отдавались служению этой рогатой твари со всей душой. Ел он у них, кстати, только кошачьи консервы определённой марки и вкуса или варёную рыбку, но не какую-нибудь там путассу (которую ели гости), а "сёмушку" или "форельку" и из специальной раритетной фарфоровой тарелки 1782 года выпуска, которая досталась Ларисе от бабушки.
Когда мы уже начали думать, что потеряли ребят навсегда, неожиданно на выручку пришёл Господин Случай и старлей Паша.
Случай преподнёс неожиданную путёвку в санаторий "Аврора" в ноябре месяце. У нас-то в ноябре уже снежно-морозно-ветренный филиал ада на планете открывается, а в Хосте мандарины, бесплатное четырёхразовое питание и грязевые ванны, -ну кто бы отказался? А старлей Паша был однокашником Андрея и его другом. Ему отдали кота на три недели. Вместе с котом ему передали кошелёк денег, запас консервов и рыбы, а также тетрадь в которой убоистым каллиграфическим почерком Ларисы было расписано меню кота на неделю, график его расчёсываний и были нарисованы схемы, как нужно складывать губы, когда целуешь кота.
– Не, Эдик, – тыкал мне Паша эту тетрадку, – ну они не охуели?
Неделю Паша исправно кормил кота консервами и терпел его наглость. Ну рыбой-то красной мы сами закусывали из специальной раритетной фарфоровой тарелки 1782 года выпуска, стоит заметить, а коту пытались подсовывать хека, но кот хека не ел, а ел нас глазами, пока мы ели его форель.
Надо сказать, пару слов про Пашу, чтоб дальнейшая история была вам более понятна. Паша был молод, хорош собой, не женат и с усами. При том, что Паша был не женат, он очень любил регулярный секс сам по себе, как секс. То есть для того, чтоб Паша возбудился и захотел спариться нужно было только наличие женского полового органа, в принципе, а все остальные ТТХ партнёра отходили не то, что на второй план, а вообще за дальние горизонты. Мы даже один раз спорили, что вот если нарисовать вокруг дырки в заборе карандашом волосы, то вдует Паша или нет? И предположили, что, скорее всего, вдует. И именно потому, что Паша, во внеслужебное время, занимался только окучиванием всех доступных самок в окрестностях ста километров, жил Паша скромно. У него был хороший диван (ну вы меня понимаете), занавески и тумбочка под телевизор, видеомагнитофон и шикарный акустический центр. Вместо люстр у него висели бутылки от алкоголя с обрезанными донышками, а вместо продуктов дома были только пельмени, макароны и, иногда, пайковая тушёнка.
И вот приходит Паша поздним ноябрьским вечером уставший от береговой вахты и недельного отсутствия секса. Снимает в прихожей с замёрзшей головы замёрзшаю шапку и вешает её на специальный гвоздик. С замёрзшего тела он снимает замёрзшую шинель, с замёрзших рук замёрзшие рукавицы, а с замёрзших ног замёрзшие ботинки. Кот ходит и недовольно орёт.
– Заткнись тварь! – ласково говорит ему Паша, ставит себе воду для пельмений и идёт в ванную снимать лёд с усов и бровей. Кот орал под дверью в ванную.
– Изыди, сотона! – по-хорошему посоветовал ему Паша и пошёл забрасывать пельмени в воду.
Но тут Пашу посетил самый большой облом, при варке пельменей: когда вода закипела и Паша полез в морозилку, оказалось, что пельмений у него нет. В холодильнике стояла одна банка кошачьих консервов, а в шкафчике валялось пол пакета вермишели. Так как есть просто варёную воду Паша не очень любил, то он сварил себе вермишель и замешал туда кошачью консерву с молодым барашком. Нет, конечно Паша не был садистом или что ещё и, поэтому, честно разделил блюдо пополам: половину – себе, половину – коту.
– Иди жрать, чорт!! – позвал Паша своего временного квартиранта и сел ужинать.
Кот прискакал галопом и ткунлся в миску. Он, сначала не понял, что происходит и мяукнул, на всякий случай, глядя на Пашу.
– Ну не хочешь, не жри, – согласился Паша.
Кот ушёл в комнату, а Паша, чтоб не пропадать добру, решил доесть и котовую порцию. А кот, видимо, передумал и решив, что голод – не тётка, вернулся ужинать. А ужина-то и нету! А ужин-то его Паша уже хлебной корочкой с тарелки вычищает. И кот, от избытка, видимо, чувств совершил роковую для своей дальнейшей судьбы, тактическую ошибку. Он ударил Пашу лапой по ноге.
Если Вы думаете, что Паша вспылил, то вы совсем не знаете Пашу. Паша домокал остатки консервов хлебушком, помыл посуду и позвал кота.
– Ты что, тварёныш, на офицера военно-морского флота лапу поднял? – и Паша взял кота за шкирку и понёс его по своей однокомнатной квартире для поиска наказания. Конечно, скажите вы, кота можно было бы просто побить, но Паша был не такой и вообще против телесных наказаний детей, женщин и животных.
Он посадил кота в ванну, подстелив под него диэлектрический коврик, накрыл его сверху тазиком для стирки носков, придавил гирькой для качания бицепсов и открыл воду тонкой струйкой на тазик.
– Скажи спасибо, что мы не в Китае, а то прямо на темечко тебе лил бы воду! – успокоил Паша кота и пошёл в комнату посмотреть какое-нибудь кино. А так как Паша поел, согрелся и диван у него был уж очень уютный, то Паша уснул.
Проспал он может час, может полтора и проснулся от чувства какого-то незавершённого дела. Пришёл в ванну и увидел, что она уже почти полная, а из-под воды жалобно мяучит кот.
– Вот видишь, как подводникам тяжело!!! А ты их лапой бьёшь!
Чтоб не травмировать кота, Паша вычерпал воду кастрюлькой в раковину, а потом уже убрал тазик. Кот пулей выскочил из ванной и забился под диван.
– Вот будешь знать теперь, скотина! – пожелал Паша коту спокойной ночи и лёг спать дальше.
За пару дней до приезда Андрея и Ларисы мы культурно отдыхали у Паши. Ну, то есть, пили алкоголь и слушали классический рок, но только культурно.
– Слышь, Паша, – говорю я, – а чо тварь эта так похудела-то у тебя?
– Дык зарядку со мной делает, здоровый образ жизни ведёт.
– А ты его хоть кормишь-то?
– Канешн! Смотри.
Паша отломал корочку хлеба и бросил коту прямо на пол. Кот, который раньше не ел ничего, кроме своего диетического меню из своей специальной тарелки, схватил хлеб всеми четырьмя лапами и стал так аппетитно его грызть и так благодарно, при этом, смотрел на Пашу, что мне, первый раз в жизни, захотелось его погладить.
– Да ты Куклачёв, мать твою!
– Да что там Куклачёв! Жаль Лариска завтра приезжает, он бы у меня через неделю в магазин за пивом на велосипеде ездил бы!
– Так у тебя нет же велосипеда.
– Ну, значит, на лыжах!
– Ну давай за правильное воспитание!
– Ну давай!
Лариса с Андреем потом долго удивлялись, что как это так – раньше кот у них вёл себя, как бог и уже они подумывали вести его в Питер к специальному кошачьему психологу, для привития немножко уважения к хозяевам, а тут, за три недельки, кот ест всё, что дают, никому не мешает, выполняет команды "Ко мне", "Сидеть", "Место", "Да йоп твою мать!", смывает в унитазе и даже пытается подметать за собой шерсть.
Так вот, Лариса и Андрей, теперь вы знаете эту историю, которую Паша рассказал мне по большому секрету. Рады, небось, что деньги за вторую машину психологу кошачьему не отдали?))