Моя армия

[pitaks]

Точно  когда вся страна в разрухе надо помогать!Тото мордва бросает деревни в мордовии и едет осваивать якутию.Деревнями прилетают!

[425- ттт]

Не просятся? Так это хорошо. Все стали самостоятельные. прибалты скоро будут как бывшие ГДРовцы о социализме за русский счёт вспоминать. Никому больше молдавское вино, грузинский коньяк и балтийская сайра не нужны. Все должны работать, а то помню я те времена, в республиках (без Беларуси) после обеда ни одного работника в учреждении не найдёшь. Не просятся? Так это по факту ОТЛИЧНО. Тут у самих в 100 км от Москвы жизни нет, А ЕЩЁ ПО НОВОЙ  кормить всяких неблагодарных. Пора ВСЕМ быть взрослыми.

[Май 5]

parahod Написал(а):
-------------------------------------------------------
> Эх, Шура, ладно уважу, пропишу про чипок
> Ковалёвский. Но Петя будет там главный и козырной.
> Да, солдат страшный с четвертью- это Петя!


Ну вот! А я думал, что  с четветью сакэ, это Серико Шикамару - японский городовой который.
А про чипок про разинский надобно писать - ковалёвский не котировался!
К вам ведь за вкусностями всякими ходили.

[Май 5]

Эх, Абрамыч - вишь  каки дебаты то получились из твоей темы?
Петро парахода за золотом заманить пытается.
Я думаю, параходыч не таков - на якутское рыжьё не польститься.
И даже на юаровские алмазы тож не польстится, несмотря на ЧМ в Африке!

[lexa5323]

Султан Написал(а):
-------------------------------------------------------
> Женя, пиши как есть-было.

Правильно.Мужики, может не будем вдохновение у парня отбивать?История про него, а не про национализм.

[Хасан]

Да, всё правильно пишет Абрам.
Повторюсь, что после нашего (последнего призыва СССР), был призыв 100% из Казахстана, где не казахов было не более 5-10%. Соответственно и деды были у него соответствующие.
Единственно, что смущает то, что казахи представленны какими-то инопланетянами. Абрам, ты же Оренбургский? На сколько я знаю, казахов там полно (Оренбург был когда-то столицей). Сам тамошний.
Ребята, что старше призывами знают, не дадут соврать, что была дедовщина и покруче, что ты видел. Землячества и т.д. Одни парни с Кавказа чего стоят...
В своё время я тоже был "меж наковальней и молотом". С одной стороны пацаны своего призыва и старше, с другой "земляки" младшего, просившие поддержки...

[Май 5]

Городу досталось.
Оренбург в 1920г. был столицей Киргизской Автономной Советской Социалистической Республики.
А казахов называли «киргизы», а самих киргизов «кара-киргизы». Во как!

[Абрам]

6 глава: Последние дни. Госпиталь.

 Перевели меня только на следующий день. Я услышал, что утром в каптёрке второго отдела переводят всех оставшихся духов и пошёл туда.
- Что, пришёл переводиться?- Спросил дед- казах.
- Да!- Ответил я
- Давай ремень, снимай штаны!
 Я проделал всё сказанное и встал к стенке. Я ожидал сильной боли, но дед бил не сильно. Шесть раз, хотя я всего три месяца отслужил. Казах расписался на внутренней стороне ремня и отдал его мне. Я вышел из каптёрки по-своему счастливым - теперь я как все остальные не дух, а черпак.
 Серик, казах- каратист с моего отдела докопался до меня, вроде шутки начал бить мне по ногам палкой. Я был с пустыми руками, но не отступать же, я начал защищаться, но где ж мне справиться с каратистом. Шутка шуткой, а бил он с силою.
 Потом было построение. Ноги у меня болели, на голенях ссадины, которые к вечеру начали гнить. Так на моих ногах расцвела «байконурская роза».
 Днём меня офицер послал на ЦРП, что-то узнать у казахов. А там их была целая толпа, сидели и с других отделов. «Что же стало с  ЦРП!» - подумал я. Казахи докопались до меня, как обычно завязалась драка, а у меня опять синяк. Господи! Как я теперь буду отмазываться?
Я вырвался с ЦРП, ставшим для меня лагерем врагов и вернулся в «оптику». Но на входе я столкнулся с лейтенантом Кенжибаевым.
- Это что у тебя? Опять?- Он «засёк» синяк. А всего прошла неделя от предыдущего.
- Пойдём!
Я прошёл за ним в кабинет, там никого не было.
- Раздевайся!- приказал лейтенант. Я разделся до трусов.
- Это что? Били?- Кенжибаев увидел на моих голенях гниющие раны.
- Нет.
- А под глазом синяк откуда?
- Я шёл в столовую со стороны ЦРП. Перелазил через забор и зацепился ногами и, упав, стукнулся головой.- Придумал я.
- Одевайся, пойдём, посмотрим!- Он закурил сигарету и задумался.
Я быстро оделся, и мы пошли к тому забору.
- Перелезай и покажи, как ты упал!
Я залез на забор и остановился в нерешительности.
- А теперь я вижу, что ты врёшь! Если даже ты зацепился ногами, то падая, ты руками бы автоматически защитил голову.
 Я промолчал.
- Иди за мной!
Мы пошли в штаб, там он нашел командира части полковника Антропова, и подошёл вместе с ним ко мне.
- Это тот солдат, который постоянно пишет объяснительные? Что с ним разбираться.…Посадить его на десять суток на губу, он и бросит заниматься самовредительством.- Антропов развернулся и ушёл, оставив меня в глубоком потрясении. Что же мне делать? Меня же бьют, меня же и сажают за это! Но не стучать же!
Вернулся лейтенант, взял с меня объяснительную, где я изложил версию о заборе.
Во мне всё рухнуло. Оставалась надежда на сломанный нос. В последнее время я подходил к медсестре из санчасти, жаловался на затруднённость дыхания, рассказал ей о моей неудачной попытке сделать операцию перед армией. Она обещала в ближайшее время отвезти меня в госпиталь на осмотр к ухогорлоносу.
После ужина я слонялся по казарме, делать было нечего. Раньше я заглядывал на хоздвор, попечь лепёшек, но недавно у них кончилась мука. А кушать хотелось.
Из каптёрки выглянул старшина второго отдела:
- Иди сюда!
Я зашёл за ним в каптёрку, где уже было много народу, и духи и деды, все казахи.
 Мне объяснили, что надо присесть двадцать раз и глубоко дышать, потом привстать, а мне надавят на грудь. Этот фокус мы с пацанами проделывали на гражданке, я знал, что испытуемый отключался на несколько секунд, что-то несвязное делает, затем приходит в себя и не понимает, где он находиться.
Я проделал всё необходимое. Казах нажал мне на грудную клетку. Я закрыл глаза, что-то быстро пронеслось перед глазами и стало так хорошо.
Очнулся я в сидячем положении на полу, огляделся. Казахи сверху смотрели на меня и смеялись. Я подумал, а что если…
Я непонимающе посмотрел на них и оглянулся.
- Что, не узнаёшь?– Спросил один.
- Нет!
- Ты что, правда, не помнишь?
- Нет!- ответил я и прошептал:- мне плохо!
Серик вывел меня на улицу, и пока он отвернулся, сунув два пальца в рот, я вызвал рвоту.
- Где я?
- Ты что не помнишь? Ты в части!
- Нет, не помню! У меня голова кружиться!
 Уже темнело. Серик повёл меня в санчасть. Там меня уложили на кушетку, расстегнули ворот, вытащили из кармана две фотографии, военник, письма. Тут же был и Илья, он уже к этому времени стал санитаром санчасти. Я хотел забрать фотки обратно, но было необходимо играть роль дальше. Илья созвонился с санчастью «двойки». Те согласились принять меня до госпиталя.
 Вскоре подъехал «КАМАЗ-вездеход», и меня осторожно загрузили в его спальник. В кабину залез дежурный офицер. Поехали на «двойку».
 Там в санчасти меня положили на кушетку, замерили температуру, 34 градуса, давление в норме. Я играл роль - передвигался медленно, делал взгляд туманным, вызывал рвоту.
 Разрешение на поездку в Ленинск было получено, меня опять загрузили в спальник. Всё, поехали в город, всё отдаляясь от проклятой части. Я лежал и думал, что же я наделал, какую кашу я заварил, но отступать было поздно.
 Через полчаса мы подъехали к госпиталю. Офицер помог мне выбраться из кабины и дойти до приёмного отделения. Там меня раздели, уложили на каталку и завезли в какую-то палату и оставили лежать на каталке.
 Я уже полчаса лежал голым под простынёй в тёмной и пустой палате. Никто за мной не приходил. Но так быть не должно, ведь кто-то знает, что я здесь нахожусь. Нестерпимо захотелось по малой нужде. Минут пять я мучился с совестью, а потом встал, подошёл к раковине и облегчился. Снова, как ни в чём не бывало, лёг на каталку.
Вскоре за мной пришли, отвезли в рентген кабинет, где мне просветили череп. Потом в операционную, где у меня без моего согласия взяли пунцию. Пунция - это когда делают прокол в кости и берут часть костного мозга для анализов. Прокол делают либо в позвоночнике (при неправильном взятии человек навсегда остается калекой), либо в грудине... Я даже об этом не знал, потом догадался. Мне просто сказали повернуться на бок, затем я почувствовал укол в районе поясницы, в это время задрыгались мои ноги.
- Всё нормально! Рефлекс есть!- Сказал врач за спиной.
После меня отвезли в палату, где стояли три койки. В столь поздний час на двух спали, я занял свободную. Рядом на пол поставили утку, а мне дали пижаму.
 Утром подали завтрак в постель. Соседями оказались дед-залётчик со стройбата и дух с аэродрома. Дед общался с нами наравне, совсем не высокомерно, что было для меня не привычно.  Дух поинтересовался, что со мной случилось. Но я отмахнулся, что не помню. Отделение называлось нейрохирургия, в основном здесь лежали с сотрясениями.
 Все ходили курить в туалет. А я ходить по малой нужде в утку не умел, поэтому к обеду я встал и по стеночке добрался до туалета, хоть медсестра ругалась, что мне нельзя.
Обед был шикарным, ужин тоже. Ещё один день позади, пока меня никто не беспокоил.
 На следующий день после завтрака за мной зашёл санитар.
- Одевайся, пойдёшь со мной!
Мы спустились по лестнице, и вышли на улицу.
- Куда мы идём?- Поинтересовался я.
- В ПСО. -Но этот ответ мне ничего не дал. Хоть ПСО, хоть ГТО, эта аббревиатура мне ни о чём не говорила.
Мы подошли к двери в другое здание, санитар нажал на кнопку звонка. Табличка на стене, подтвердила его слова, что он действительно привёл меня в ПСО.
Дверь открыл казах в афганке, под которой виднелся свитер, на погонах лычки младшего сержанта, по виду дедушка.
- Вот вам новенького.- Сказал мой сопровождающий.
- Он у меня будет полы мыть!- Казах принял у санитара мою карточку, а вместе с ней и меня.
 Он завёл меня в душевую, где я переоделся в другую ярко синюю пижаму и тапочки, а прежнее бельё забрал мой сопровождающий.
Затем с казахом мы прошли к другой двери, он открыл её ключом и за мной закрыл.
- Иди пока в эту палату, помогай остальным!
Я зашёл в комнату без дверей и окон. Вернее окна были, но вместо стёкол стеклоблоки.
 В палате был беспорядок, все койки сдвинуты в центр комнаты, а пациенты, такие же ребята, как я, отмывали стены. Здесь полным ходом шло ПХД (парко-хозяйственный день). Я поинтересовался у них, куда это я попал. Ответил один, от его ответа у меня по спине прошёл холодок. ПСО - это психиатрическое отделение, где лежат идиоты, у которых остались только природные инстинкты, или висельники, которых успели снять с петли; режущие вены, или офицеры- алкаши, лечившиеся от зависимости.
- А ты за что попал?- Спросил мой собеседник, хотя я сам себе задал этот вопрос.
- Потеря памяти!- Ответил я. Зная, что им надо помогать, я всё же не стал брать тряпку, в первый раз не накажут. В это время подошёл светловолосый плотный парень, в такой же синей пижаме.
- Как звать?
 Я назвался
- Тёзка значит! Откуда родом?
 Я сказал, что с Оренбуржья. Он же был призывом с Казахстана, хотя и русский. И жил недалеко от меня, город Хромтау. Я думал, что он тоже пациент ПСО, но он не убирался со всеми и свободно ходил по коридору отделения. Позже я понял, он хотя и дух (май 93), но все, же санитар. Он имеет право не убираться, а должен следить за нами.
 - Хочешь не убираться, не делать ПХД?- Спросил он, снова подойдя ко мне. Я молчал и с интересом смотрел на него.
- Тебе только что офицер с твоей части принёс зарплату. Отдай её санитару Генке на дембель, и тебе будет послабление, не будешь драить «очки». Я быстро прикинул, для чего мне в закрытом отделении нужны деньги, а так…
- Сколько надо?- спросил я.
- У тебя 1900, они у старшей сестры. Генке тысячу отдашь.- Сказал он.
- Хорошо, при удобном случае спрошу.
- Нет, так не пойдёт! После обеда медсестра уйдёт, и завтра в субботу и в воскресенье её не будет. Сходи и спроси сейчас.
- Хорошо, возьму сейчас!
 Через час я взял все деньги у медсестры- казашки и отдал Женьке, хотя сомневался, что он использует их не для своих целей.
 В отделении оказалось шесть палат, пять для солдат и одна для офицеров, лечимых от алкогольной зависимости. В конце коридора туалет с пятью «очками». Десять солдат занимали три палаты, одна пустая, другую занимали три санитара - казах Ержан, дед Генка и Женька Бабков из Хромтау; а в последней палате лежал единственный офицер, по-моему, лейтенант, хотя погон на пижаме он не носил. Шутка!
Лечение офицера состояло в том, что каждое утро ему ставили какой-то укол, потом давали понюхать пробирку со спиртом, от запаха мужика начинало тошнить. Всё бы ничего, но убирать тазик с его испражнениями приходилось нам солдатам.
 В понедельник меня вызвали к заведующему отделением пожилому мужчине в очках. Он всё допытывался, что я помню, а что нет.
-Такого быть не может, что бы здесь помнил, а здесь нет. Но будем лечить, и будь спокоен, вылечим. Вспомнишь ты всё!- Успокоил он меня на прощанье. Я не верил, что есть такое лекарство, которое восстанавливает память, но спорить с медициной не стал.
 Под вечер всем солдатам сделали в задницу укол. На вопрос «Что это такое?» медсестра ответила:
-Сера! Выводит из костей шлаки!
Раз надо, значит надо. Но под вечер у меня поднялась температура, и стало ломить все кости. У тех, кому поставили укол, наблюдалась такая же картина. Всех пациентов уложили в постели, а меня временно на кровать в коридоре. В постели я не мог найти себе места, я не мог лежать ни на боку, ни на спине, ни на животе. Я метался как в бреду, хотя был в сознании. Особенно сильно болел таз. Ночью я нашёл всё-таки удобное положение - положил под задницу руки и лежал на них, но всё равно уснуть не смог. Сульфазин, или "сера" (везде был запрещен, кроме СССР)  – раствор очищенной серы в персиковом масле. При внутримышечном введении вызывает резкий скачёк температуры до 40 градусов, жажду и тяжёлую лихорадку. Одна инъекция, или сразу две - в разные точки, или даже четыре (в руку, ногу и под лопатки). Дикая боль в течение 2-3 дней, рука или нога просто отнимаются. Само лечение сульфазином относится к шоковым и по существующим приказам в здравоохранении требует обязательного письменного согласия больного. Проводится как "лечение" от алкоголизма или наркомании.
 Завтрак, обед и ужин подавали в постель. В туалет я добирался сам тихо по стеночке. Эта лихорадка продолжалась три дня, всё это время я провёл в постели. Через три дня я и остальные  встали ноги. Всё это время, которое я провёл в постели, информацию я получал только через радио, висевшее в палате санитаров. Слышал, как в Москве произошёл путч октября 93 года во главе с Хасбулатовым и Руцким, расстрел здания парламента.
 Через неделю меня перевели в палату. Моя кровать оказалась возле батареи и окна, вернее его подобии. Рядом была койка Вити Олейникова с Челябинска. Его отец был военным, и сын лелеял надежду, что тот сумеет перевести его в свою часть. Здесь на Байконуре он служил в автобате.  В палате ещё лежал здоровый и кучерявый Сергей Перов. Он был силён телом, но слаб внутренним духом. В своей части он пытался повеситься, но его вовремя сняли с петли.
- Я всё равно здесь служить не буду!- Твердил он о своём.
 В палате ещё был черноволосый  Андрей Мечков из Тольятти. Его в части сильно избили деды. После этого, когда нервничает, его начинало трясти, и слова выговорить не мог в момент этих приступов.
Ещё в палате лежал маленький казах Абдусадыков, тот по-русски плохо понимал, а тем более говорил.
В отделении не было никакой воды. Каждый день приезжала водовозка, и все пациенты, взяв с собою крупные бачки, чайбаки под надзором санитара, выходили на улицу набрать воды. А она нужна была буфетчикам мыть после нас посуду. А нам, чтобы мыть в отделении полы. А полы мылись три раза в день: после завтрака, обеда и перед ужином. Для чего нужна была такая чистота, я не понимал. Кроме этого каждую субботу было ещё ПХД, а это полная уборка отделения, включая мытьё стен. Толчок мыть доставалось очередному чмырю. Мне, заплатившему деньги, мыть его, было не положено. Весь запас воды уходил на мытьё, а мы не то, что не купались, а даже и не мыли руки. И с каждым мытьём они становились всё грязнее. Ещё нас через день выводили на улицу, убирать опавшую листву. Остальное свободное время мы проводили за просмотром телепередач по телевизору.
 Каждый день нам стали выдавать таблетки, и медсестра заглядывала в рот, сглотнули ли мы их. Я глотал, ни о чём не подозревая. Наивным чукотским мальчиком был. Через некоторое время после такой таблетки, я почувствовал, что язык мой стал заплетаться, пальцы веером разъезжаются, и хожу я, с трудом переставляя ноги. На обед я не могу удержать ложку в растопыренных пальцах. Жевать хлеб тоже трудно, ведь язык и челюсть не слушаются. Мозг понимает, а конечности отказываются ему подчиняться.
- Таблетку выпил?- Спросил Перов, увидев моё состояние. Я мотнул головой, языком я уже двигать не пытался.
- Ты лучше не глотай их, или за щёку спрячь, когда медсестра смотрит.  А если не удастся, то глотай, а потом в туалете два пальца в рот и рыгай.
 С тех пор, со всеми таблетками, которые мне выдавали, я так и поступал.
 Через неделю у меня начал болеть большой палец на правой руке, он с каждым днём всё разбухал и болел всё сильнее. Я обратился с этим вопросом к Женьке Бабкову. Через день Ержан отвёл меня в здание гнойного отделения. Там в операционной на простом столе, мне без наркоза разрезали полногтя, выдавили гной, обработали мазью и забинтовали. Всё это я пережил сидя на стуле и стиснув зубы. Пока меня резал один врач, тут же операционной возились ещё с пятью пациентами медсёстры и хирурги. Всё было поставлено на конвейерное производство.
Теперь мне предстояло каждый день ходить на перевязки. Хорошо, что мыть полы в ПСО для меня отменялось, одной рукой это сделать невозможно.
 Снова вызвал заведующий отделением. Он снова спрашивал, не прояснилась ли у меня память. Но я всё равно стоял на своём.
- Значит будем продолжать лечить, пока не вспомнишь!- Психиатр совсем не расстраивался.
- Чем лечить? Серой?- Спросил я.
- Да, «серой». Она очень хорошо помогает при таких симптомах, - ответил он:- всё, можешь идти.
Я в поражённом состоянии, с низко опущенной головой вышел в коридор. Значит снова терпеть эти наркоманские ломки, всю ночь вертеться, искать удобное положение, еле ходить в туалет.
Ну что ж сделаешь, сам же виноват! Я понимаю, что этот укол совсем не для восстановления памяти, иначе в первый раз всем висельникам бы его не делали, у них проблема совсем не с памятью.
 Вечером меня опять укололи «серой», снова эти ломки, боли и бессонница. Опять три дня я провалялся в кровати. На перевязки, конечно, не ходил, и никого это не волновало. Я сам разбинтовал палец и посмотрел, гноя уже не было. Мне бы радоваться, но сейчас меня это наоборот расстроило. Женька передал мне, что заведующий сказал, что лежать в госпитале я буду, пока не заживёт палец. А потом обратно в свою часть.
 Через три дня я кушал со всеми за столом. Давали как обычно кашу, то перловую, то манную, то сечку. Я потихоньку и незаметно от санитаров ложечкой отбирал из каши слизь, похожую на гной и накладывал в пустой спичечный коробок. Потом лёжа в постели в сон час, я осторожно, не развязывая, снимал повязку с пальца, из коробка слизь намазывал на рану и закрывал палец повязкой.
 После сон часа санитар вёл меня в гнойное отделение, там хирург протирал «гной», обрабатывал рану и снова забинтовывал палец. Так протянуть я собирался как можно дольше. Возвращаться в свою часть я не хотел, ведь проблемы с казахами возобновляться. Что же мне сделать? Глотать гвозди или карбид, что бы заработать язву желудка, я не собирался. Да и таких вещей в отделении не было.
Как-то в туалете, куря бычок на двоих с Перовым, я заметил умывальник, воды в кране не было, я это знал. Вот тут-то мне и пришла в голову одна зловещая мысль.
 Вечером все как обычно смотрели телевизор, все передачи и фильмы подряд до отбоя. Чтобы сходить в туалет, надо было отпроситься у санитаров. Я спросил разрешения и пошёл в туалет. Я знал, что на Байконуре сырую воду пить нельзя, что её в кране нет. Открыв кран, я приложился губами, и начал высасывать ржавую застоявшуюся в трубах воду. Я хотел заболеть гепатитом, что бы только не возвращаться обратно в часть. Дня три я так высасывал воду из труб, но волею судьбы всё равно не заболел.
 В отделение нечасто, но появлялись новые пациенты. Так появился невменяемый дух Нариман. Первые два дня он лежал в коридоре, привязанный санитарами к койке. Ничего связного не говорил, мочился под себя. Через два дня его развязали, он вроде бы успокоился, но ссаться в постель продолжал. Днём он сидел перед телевизором и молчал; на обед и завтрак почти ничего не ел. Поэтому мы с Перовым стали делить между собой его кусок хлеба и масло. Конечно, мне в душе было противно это делать, но есть хотелось. А Нариман никак не реагировал на наш поступок.  На три дня он слёг в постель после укола с «серой». Санитары устали за ним убирать обоссанные простыни, а тут он ещё ночью обосрался. Деды вечером вывели его на улицу и «вразумили». Всё, больше он в постель не писял. И даже за обедом, когда мы с Перовым пытались забрать у него хлеб, Нариман начинал что-то мычать и махать руками, и глаза уже стали осмысленнее. Мы перестали забирать его хлеб и масло. Вот и решение проблем, сержанты вылечили его энурез кулаками, а мы тем, что забирали еду.
 Перова выписали, он четыре недели отлежал в ПСО, и держать его дольше смысла не было. Но на следующий день он снова объявился в отделении. Вернувшись в часть, он наглотался осколками стёкла и его вернули обратно в госпиталь. Теперь он, выпив слабительное, целыми днями сидел в толчке. В глазах санитаров он ещё сильнее опустился как чмо. Вскоре к нему приехал отец из Тюмени, по словам Сергея привёз главврачу шкурку чернобурой лисы, и тот за эту взятку Перова комиссовал с диагнозом 6Б. Я поинтересовался, а как он собирается жить на гражданке с таким диагнозом.
- Ничего страшного! Отец у меня коммерсант, возьмёт к себе в фирму водилой.- Заверил он меня.
 В душе у нас, слушающих Перова, конечно, зародилась зависть. Но с 6Б я не собирался возвращаться домой. Я решил написать родителям письмо и отдать его Перову, что бы он по дороге домой, скинул его где-нибудь поближе к Оренбургу. В письме я не писал, что лежу в психушке, но обращался к родителям за помощью о переводе служить в России. Тем более, что в нашей части такой случай имелся. Я запечатал конверт и отдал Перову. Всё он попрощался и ушёл навсегда. А нам ещё предстояло служить.
Меня снова вызвали к заведующему.
- Ну как лечение?- подколол он меня, улыбаясь, - что-нибудь вспомнил?
- Да!
Честно сказать, я устал от этих уколов и таблеток. Уже почти месяц в госпитале я ни одной ночи, ни в сон час не спал, всё ворочался и ворочался. О чём я только не думал, находясь наедине со своими мыслями. Я пришёл к выводу, что если я и дальше буду настаивать на потере памяти, меня так и заколют этой «серой», и выйду я из ПСО на самом деле идиотом.
- В прежней части у меня с казахами сложились сложные отношения,- говоря эту речь, я в то же время думал, как бы случайно на кого не настучать,- служить я не отказываюсь! Но в прежней части служить я не буду! И вас я хотел попросить, оставить меня в отделении санитаром.- Я просительно уставился на него.
- Нет, так не пойдёт! Ты уже один раз обманул меня! Зачем мне нужен такой работник, и в следующий раз обмануть тебе покажется просто! Тебе всё понятно?
- Да!
 Я вышел в коридор с упавшим настроением. А я мечтал, как будет хорошо, если я буду здесь служить санитаром, и ещё в городе. Теперь всё, эти мечты вон из головы! Правда главврач ничего не сказал насчёт возвращения в часть, поэтому непонятно, что и как.
Я сел напротив телевизора, все сидели и смотрели новости. А мои мысли летали совсем в другом направлении. Моя голова как всегда в последнее время решала вопрос: «что делать?» Я не видел выхода, опять в свою часть, опять все те же проблемы.
 В отделении привели новенького, я узнал его – это был дух по кличке Сникерс, запуганный чмо. Он был прикомандирован на хоздвор в моей части. Он же меня не узнал. Я поинтересовался его историей. Сникерс рассказал, что его товарищ (я вспомнил, что тоже чмо) украл у офицеров литровую банку сахара, и когда это обнаружилось, он повесился на дереве за «Ромашкой». А Сникерса, отправили на всякий случай в ПСО. Потому, что командир посчитал, что и у этого есть предрасположенность к суициду.
 Я не стал остальным обитателям отделения рассказывать про прошлое этого духа, ведь мне, возможно, скоро уезжать, а ему ещё здесь жить.
 Сникерсу в первый же день поставили укол с «серой», он слёг в кровать в коридоре.
 После обеда санитар Генка сказал, что ко мне пришёл подполковник. Я вышел вслед за ним. Генка открыл, выпустил меня в тамбур и закрыл за мной дверь.
 Действительно там меня ожидал незнакомый подполковник. Я приготовился к опросу и подвохам. Правда, офицер начал спрашивать про всё, что со мной случилось. Я как всегда отмазался, что не помню. Дальше разговора у нас не получилось. Он передал мне посылку от родителей и попрощался. Я вызвал звонком Ержана и прошёл в отделение.
 Угостил пацанов шоколадом из посылки. Санитар Женька попросил лезвия и зубную пасту, конечно не за так, типа потом с зарплаты он купит мне сигареты. А вечером он поделился со мной, что завтра за мной из части приедет офицер, меня переводят в другую часть.
- Куда?- Поинтересовался я.
- На «Сатурн».
Я был поражён, опять на «Сатурн». Я искал выход из своей ситуации, а получилось ещё хуже.
- А как же мой палец? Ведь я ещё хожу на перевязки.
- В части заживёт.
Я всю ночь не спал. Я был расстроен, какие новые беды мне принесёт будущая служба. Я уже был научен горьким армейским опытом, всё новое - только хуже.
 В палате все спали, а я лежал и мёрз возле открытой маленькой форточки и холодной батареи. Я поворачивался то на один бок, то на другой; то накрывался одеялом, то раскрывался. С каждой ночью комаров становилось всё меньше, а температура всё ниже и ниже.
 Сегодня дежурным санитаром был Женька, он обещал мне в два часа ночи отдать пасту и лезвия.
Поэтому посреди ночи я вышел в туалет, прошёл по коридору мимо дремлющих санитаров. Женька проснулся и через минуту тоже появился в туалете.
- Завтра переводят?- спросил он, прикуривая.
- Да, я уже раньше был на «Сатурне» в карантине.- И я рассказал ему про ужасы этой части, которыми я сам себя пугал.
- Женёк, я завтра уезжаю. Мне нужны зубная паста и лезвия!
- Я знаю. Но сейчас их у меня нет. Я их сегодня медсестре отдал, что бы они побыли у неё, пока не уволятся Генка и Ержан.
Я был уверен, что Женька врёт. Он знал, что утром меня увезут в новую часть, и обратно в ПСО я вряд ли вернусь. А мои вещи он хотел оставить себе, ведь зубная паста и лезвия в армии - это вещи первой необходимости.
 Но я ничего поделать не мог. Он часто угощал меня сигаретами, а здесь среди солдат это был дефицит. Другим он отказывал, а меня он уважал. Но возможно, что сигареты для него не были проблемой, общался, же он с Ержаном и Генкой, он свободно мог взять у них курить. А на пасту и лезвия нужны были деньги, которые по его словам он уже три месяца не получал. Да и за этими вещами нужно идти и покупать в город, куда ему нельзя.
 Ну что же делать? Придётся отдавать, в пакете у меня остались ещё две пачки лезвий.
- Ладно, пусть они у тебя остаются!- Я затушил бычок и пошёл в палату.
 Но уснуть мне в эту ночь опять не удалось. Я проворочался до утра под двумя тонкими одеялами.
В 6 часов Женёк Бабков прошёлся по коридору:
- Подъём!- сказал он громко. Начиналось будничное утро. Все вставали и заправляли постели. Про эту процедуру отдельное слово. Заправлялись кровати здесь по-другому чем в части: на матрац ложилась сложенная пополам простыня, поперёк неё наклонной полосой складывалось одеяло; подушка, поворачивая за один угол, натягивается, и ставиться треуголкой во главе кровати.
  Начиналась очередная уборка палат и коридора. Но мне было уже всё равно, с минуту на минуту за мной придёт офицер. Поэтому я ничего не стал делать. Деды ПСО спали, дежурным санитаром ещё был Женька, а меня он не заставлял заниматься уборкой.
 После завтрака меня вызвали к заведующему, там уже ждал капитан с нашего отдела. Я взял из тумбочки пакет с вещами и пошёл за офицером к выходу. Ержан открыл дверь и выдал мою грязную афганку. Я переоделся в душевой, надел ботинки, кепку и вышел за капитаном на улицу.
 Погода для осени была прекрасной, солнце уже высоко стояло над горизонтом, но было всё равно прохладно, всё-таки было 29 октября.
Народу на улице было мало, и когда появлялись встречные прохожие, мне становилось стыдно за свой неопрятный вид. Через десять минут мы уже залезли в вагон мотовоза. Опять обратно в часть.
На «двойке» мы сошли на перрон, а мотовоз двинулся дальше. Всю дорогу капитан молчал, я тоже ни слова не проронил.
Мы прошли через КПП нашей части и свернули к «оптике».
- Сиди и жди в комнате отдыха!- Приказал мне капитан и ушёл. Я прошёл в свою комнату и стал собирать в пакет из открытого сейфа свои вещи- письма, блокнот, военник. Фотографий, оставленных в санчасти, конечно не было.
 Случайно посмотрел на себя в зеркало. Ужас! Пока я лежал в госпитале, я целый месяц не брился, ведь в ПСО были запрещены колюще-режущие предметы. Борода хоть и редкая, но с сантиметр длиной. Мне пришла мысль, что в новой части я создам своим видом некрасивое впечатление. Я тут же на сухую побрился.
  Вскоре пришёл Абай с рюкзаком и моей шинелью. На его погонах я заметил лычки ефрейтора. Значит уже командир отделения.
- Здорово!
- Здорово!- ответил я холодно.
- Ты что меня не узнаёшь?- Удивился казах.
- Нет!
- Тут все твои вещи!- Абай вышел. Я собрал всё в одну кучу. Через несколько минут пришел капитан.
- Собрался? Пошли за мной!
И я вслед за ним пошёл опять на «двойку», на мотовоз. Всё, я уезжаю на «Сатурн».

[Май 5]

Со мной в институте, ещё до армии, учился паренёк - Димка Заусаев, сам русский, но из города Ош. Учился на отлчно, да и сам отличный парень. Пивка попить, то сё, в общагу к себе пригласить, девочки-студентки, ну и т.д. Но, я не об этом.
Папка его -  офицер был, в Киргизию распределили служить после училища. Димка в Ош и родился - Киргизия его Родина. Так вот, рассказывал Димка, что настоящие киргизы - голубоглазые и светловолосые! А такими, какими мы их сейчас видим,
они стали после ассимиляции с монголами. После татарского нашествия. И ещё говорил, что настоящие киргизы ещё остались - голубоглазые и светловолосые, в горах живут. Вот правду говорил Димка иль так, по пьяной лавочке - не знаю! Тот разговор забылся, и лишь только сейчас вспомнил. Вот что в памяти на форуме всплывает!

[lexa5323]

Hasintho Написал(а):
-------------------------------------------------------

> Ребята, что старше призывами знают, не дадут
> соврать, что была дедовщина и покруче, что ты
> видел. Землячества и т.д. Одни парни с Кавказа
> чего стоят...

Когда нас забрали с учебки, привезли на десятку и поселили в роту которая обслуживала ТЭЦ и теплицу.За время пока мы грузили себе в часть вагон с запчастями и имуществом,насмотрелись в этой роте такого что не дай Бог каждому.Дагестанцы все время промеж собой власть делили,стычки практически каждый день.Мы еще удивлялись,что промеж собой-то делить.А призыв весна 92 был весь с Казахстана, у нас в части через пару месяцев все южане встали на лыжи,оставшиеся были вроде ничего парни.Были среди них немцы и русские.Но командование говорило если так будет продолжаться дальше,то схватим гемора по полной.Потом опять вроде призывали с России(надо узнать до какого времени).

[pitaks]

425- ттт Написал(а):
-------------------------------------------------------
> Не просятся? Так это хорошо. Все стали
> самостоятельные. прибалты скоро будут как бывшие
> ГДРовцы о социализме за русский счёт вспоминать.
> Никому больше молдавское вино, грузинский коньяк и
> балтийская сайра не нужны. Все должны работать, а
> то помню я те времена, в республиках (без
> Беларуси) после обеда ни одного работника в
> учреждении не найдёшь. Не просятся? Так это по
> факту ОТЛИЧНО. Тут у самих в 100 км от Москвы
> жизни нет, А ЕЩЁ ПО НОВОЙ  кормить всяких
> неблагодарных. Пора ВСЕМ быть взрослыми.
Вот тут и начинаешь задумыватся.Мы их всех кормим поимэ...........................................................................................................................................

[parahod]

Сдаётся мне Петакс меня укусил? " Эх, была бы у меня такая собачка, давно бы красивую шапку носил"- подумал я.

[parahod]

Петь,не сердись. Эт шутка.

[Май 5]

parahod Написал(а):
-------------------------------------------------------
> Петь,не сердись. Эт шутка.


Петро не укусил, а закусил! И ваще, он спит уже давно, а ты всё извиняешься.

[Satern]

По поводу национальностей, все правда. Я тоже увольнялся в 91. Гоп стоп и землячество, озлобленность и безденежье. И ничего Абрам не ущемляет в национальных "несимпатиях". Пусть пишет как есть, не надо "купюр". А то тут уже начинается, Россия всех кормит , Россия добренькая. При всем уважении к сослуживцам всех национальностей, не надо тут подымать тему , в обсуждениях, о том какая добренькая Россия которая кормит пол мира в ущерб себе. От хорошего не уходят как Прибалты и Украина. И еще никто назад не просился!!! Кстати можно вспомнить как Украина при совке кормила ту же Россиию !! и тд. Не бейте себя в грудь , не надо волосы на голове рвать доказывая ,что Россия за просто так терпит бывшие  республики и отрывая от своих граждан честные нефте и -газодоллары  отдает их на сторону. Могу заверить, большая часть населения бывших республик, так не считает. Это не в обиду сказано, я помню и тогда ,в августе 91 , россияне пытались всем вдолбить как будет всем хреново когда от Росси отделятся. Прошло 20 лет , но никто не рвется в этот "рай". А про казах Абрам ничего такого не сказал, это было его субъективное мнение, которое имеет право на жизнь. Речь не о народе, я и после армии частенько бывал в Казахстане, отличные люди. А то что он описывает- это землячество, уже в 91 это было.