III ЧАСТЬ «Служба на Сатурне» Предисловие «..Тем, кто счастлив, некогда писать дневники, они слишком заняты жизнью….» Неизвестный автор. Был ли я счастлив в то время, которое не писал эту книгу? Не знаю. Были и проблемы и минуты счастья, всё было. Просто жил, был занят другими делами. Работал, учился, лечился, и.т.д.
Оговорюсь сразу: я не жалею, что попал в армию и служил именно там, куда попал. И я считаю, что служба в армии для мужчин нужна. В армии сильно меняются взгляды на жизнь. Там понимаешь, что такое мать, дом, свобода и надёжный друг.
Меняются не только взгляды, но и люди. Кто-то остаётся таким же, кто-то становится морально и физически сильнее, кто-то опускается, чмырится.
Различие между армией и гражданкой большое. Везде свои законы. И трудно адаптироваться и к тем и к другим. Трудно привыкнуть к тому, что ты не имеешь права дать сдачи деду и должен ему во всём подчиняться. А после того, как сам пройдёшь весь этот ад, сам будешь духом, потом дедушкой, тогда поймёшь, что необходимо гонять тех, кто младше призывом. Иначе будет бардак.
В армии для себя я понял 3 главных вещи:
1. Обязательно писать письма матери! Мать беспокоиться больше всех. Друзья то они друзья. А для матери ты сын, её ребёнок. Командир о тебе не напишет.
2. Прежде чем поступать, подумай! Пусть ты будешь тормозом. Учись быстрее думать. По-моему лучше быть тормозом, чем чмырём!
3. Армия – это не дом, никто заботиться о тебе не будет, надо крутиться. Сам добываешь себе на пропитание, где и как украсть. Это было и будет.
Уже многое забылось из армейской жизни. И только благодаря своему дневнику и письмам домой я вспоминал все события. Некоторые фамилии героев я изменил по понятным причинам.
1 глава: Снова на «Сатурне» Мы с капитаном прошли КПП, свернули налево за ближайшую высокую башню с огромной «тарелкой» наверху. Зашли в большое трёхэтажное здание. В коридоре было сумрачно и безлюдно.
- Стой здесь!- Cказал он, и пошёл влево по коридору.
Вот я и в новой части, да и какая она новая. Это «Сатурн», здесь я уже был в карантине.
Капитан вернулся из сумрака и оглянулся по сторонам.
-Вы ищете штаб? - Поинтересовался я.
-Да.
-Он не здесь.
-Откуда ты знаешь? – Он был удивлён.
-Я здесь в карантине был.
-Ну, веди, показывай!- Капитан махнул рукой.
Я вышел из здания, повернул налево, мы прошли вдоль бани и повернули направо.
-Вот штаб.- Показал я, мы приближались к двухэтажному зданию.
Поднялись на второй этаж. Капитан зашёл в «Строевую часть», а я остался в коридоре рассматривать плакаты на стенах с военной тематикой.
Через некоторое время из «Строевой» вышел лейтенант, лет под 30.
-Пойдём в санчасть. Полежишь после госпиталя некоторое время. Понаблюдаем тебя.
Я двинулся вслед за ним. Мы спустились по лестнице, вышли на улицу, обогнули газон с большим бетонным шаром посередине, и зашли в другое крыло здания.
Санчасть «Сатурна» представляла собой несколько холодных невзрачных комнат.
-Тебе при выписке с госпиталя санитарной книжки не давали?- Спросил лейтенант, открывая тетрадь.
- Нет.
-И капитан тоже говорит - не давали. Ладно, заведём новую. А старую возможно пришлют.- Лейтенант оформлял бумаги. А я подумал, для меня то, что санитарная карточка потерялась лучше. Ведь там всё записано, как я попал в госпиталь, все симптомы, ПСО, лечение и.т.д. Лейтенант этим не интересовался, я и молчал. Он дал мне градусник и замерил давление. Всё было нормально.
- Иди пока в палату!
Так я оказался в санчасти. Здесь я был не один. В левом углу с переломом ребра лежал Женька Горянов из Самары. Мы разговорились, он тоже был не рад, что служить попал в Казахстан, что пол части здесь казахов. Выход он видел в вере в Бога, в своих молитвах. Ручкой и фломастерами он рисовал на листах бумаги иконы и молился. Он верил, что Бог поможет.
На средней койке с гноящейся ногой лежал молчаливый казах. А возможно он по-русски плохо говорил, поэтому и молчал. Подальше расположился худой и небритый Серёга Травкин с Саранска.
По вечерам после развода и отъезда офицеров в город, старшим в санчасти оставался фельдшер Паша - такой же дух как я. Он до армии учился на 1 курсе медицинского института. Но за какие-то провинности его отчислили, поэтому и забрали в армию.
Санчасть на ночь не закрывалась. После вечерней проверки сюда из казармы заявлялись казахи, болтали со своим соплеменником, делились бычками с Горяновым, а Травкина гоняли к штабу за куревом. Заинтересовались и мной, в какой части я служил, какие там порядки. Я ответил, что я с госпиталя, с ПСО, а причины моего присутствия там не объяснял. Что из Плесецка попал на «Сатурн» (все оживились), затем попал на 18 площадку. Они сказали, что здесь в части, на узле связи есть мой земляк Лёха Лагодин. Фамилия была мне знакома, но лицо вспомнить я не мог. То, что он приехал в группе оренбургских с Плесецка - было точно.
В столовую, на разводы строиться мы были обязаны идти к казарме. К той, в которой во времена моего пребывания здесь в карантине жили деды. Остальные две пустовали.
На обед Женька не пошёл:
- Не хочу!
Он остался лежать на койке. А я с Травкиным пошёл на построение. Возле казармы уже строились. Я не знал своего места в строю. Первого отдела здесь не было, Травкин встал во второй, и я за ним.
На построение пришёл и командир части, казах лет 45, в звании полковника. Он увидел меня и подошёл. Позже я узнал, что зовут его Владимир Ксынович Мухамбеткалиев (Муха- кличка среди солдат).
- Да, да, будешь пока во втором отделе, а потом решим, куда тебя определить! Старшина, командуй!
Старшиной роты по-прежнему был младший сержант Насыров, очень похожий на улыбку суслика.
-Равняйсь! Смирно! Налево! Шагом арш!
Столовая та же, сумрачность, сырость и порядки те же. Только система питания уже не бацильная, а каждому по тарелке супа и перловки. А вот сахар, хлеб и масло по-прежнему на блюдечке для всех на каждом столе.
-Строиться!- Насыров уже покушал. Строем в казарму. Идём, а вокруг меня казахи по своему «гыр, гыр», улыбаются, я слышу слово ПСО, значит, про меня болтают.
-Есть курить? – Пинает меня по ноге идущий казах позади. Я поворачиваю голову:
-Нет!
-Найди! - Опять он пинает. Я в части новенький, опять я один, опять те же проблемы.
Возле бани стояли деды.
-Ты, ты и ты, сюда!- палец одного указал на Травкина, меня и ещё одного невысокого парня. Мы вышли из строя, а остальные пошли дальше, ведь строй вёл Насыров, который тоже был дедом, ему было плевать на нас.
-Раскидаете эту кучу лопатами по дорожке, показал дед: - всё понятно?
-Так точно! – выдохнули мы.
Несколько дней назад баня сгорела, и дедов кинули восстанавливать её. Те же в свою очередь, припахивали духов.
Дед ушёл в баню, а мы быстро раскидали кучу песка.
-Травкин, иди сюда!- раздалось изнутри. Тот зашёл, а мы с парнем, бросив лопаты, быстро смотались пока и нас не «запрягли».
За время моего отсутствия в санчасти ничего не изменилось. Горянов так и не вставал с кровати.
-Ну как поход? – Поинтересовался он.
-Деды нас с Травкиным возле бани «выцепили», песок раскидать.- Ответил я, ложась в одежде на кровать.
-А где Серёга?
-Остался там, а я смотался!
-Поэтому я часто не хожу в столовую, - поделился Женька: - или там оставят наряду помогать, или в бане «припашут».
Я незаметно задремал, снилась мне гражданка. Как было всё прекрасно. А проснувшись, я ощутил ужас - я опять в армии. Что же делать? Остаётся лежать.
Пришёл Травкин и лёг на свою кровать.
-Что делал? – Поинтересовался Женька.
-Выносил мусор, а потом в столовую «припахали».
-Господи, когда же это всё кончиться?- вздохнул Горянов.
Я тоже решил не идти на ужин. Терпеть это унижение не хотелось. Опять задремал. На ужин мы не пошли уже вдвоём. За окном темнело, а мы лежали и болтали. Оказывается можно и не кушать, когда лежишь и ничего не делаешь, организм тратит мало калорий.
На следующий день я сходил только на обед и опять в кровать. Женька нарисовал мне икону:
-Надо верить в Бога, и молиться. Всё будет лучше. Бог есть, он всё видит. Когда-нибудь он спасёт нас!- Говорил он мне, убеждённому атеисту. Я не верил, что проблемы можно вот так решить, лёжа в кровати и молясь Богу. Но мне уже, ни во что не оставалось верить. Жизнь повернулась ко мне своим задним местом. Я лежал в санчасти новой части голодный и грязный; ни друзей, ни близких рядом нет. И никто не мог мне помочь. Вокруг одни казахи и незнакомые русские. Каждый сам по себе. Мне ничего не оставалось делать. Я начал придумывать свою молитву: «Господи, спаси и сохрани раба божьего!» - И всё. Я снова засыпал и снова во сне уносился на гражданку.
На следующий день в санчасть зашёл Сергей Репетов, моего же призыва дух. Он рассказал, что вчера ходил в патруль в город. Там видел солдат из моей бывшей части, они передают мне привет. Хотя мне от этого было не легче.
Вот пришёл и холодный ноябрь, а на улице нет снега. Дни тянуться медленно. Я изредка ходил с частью в столовую, что было для нас каторгой. Казах, лежащий в санчасти, постоянно где-то пропадал, появляясь только утром. Ежедневно приезжал врач- лейтенант. Он заходил в палату, спрашивал нас о состоянии здоровья, осматривал раны у казаха.
Как-то я решил сходить на обед с частью. Женька со мною не пошёл. Построились возле казармы, и пошли строем в столовую. Но тут выбежал дневальный и крикнул, что меня вызывают к Вертоголову, там ко мне мать с братом приехали.
Я удивился, откуда здесь мать, и какой может быть брат, если у меня сестра.
Майор Вертоголов- это заместитель командира по работе с личным составом, по старому замполит. А кабинет его в штабе.
Я поднялся на второй этаж, постучался в дверь и вошёл. На диванчике сидели моя мать и отец, никакого брата не было. За столом напротив Вертоголова сидел тот подполковник, который приходил ко мне в госпиталь и передавал посылку от родителей. Я обнялся с родителями. Замполит провёл беседу о жизни в части, о моём положении.
-Командир решил поставить вашего сына на командный пункт, помощником оперативного дежурного. Он будет служить вместе с офицерами. Отдыхать в комнате отдыха, расположенной по соседству с КП,- сказал он: – а сегодня я выпишу ему увольнительную. Она положена на два дня всего, поэтому я оформлю её завтрашним числом. А утром 4 ноября он зайдёт к капитану Цветкову (это будет его непосредственный начальник) и вместе с ним на мотовозе вернётся в часть.
Вертоголов выписал увольнительную и адрес Цветкова, провёл нас на командный пункт, показал большое просторное помещение, в котором мне предстоит дежурить. Показал соседнюю комнату с тремя койками.
Всё, мы попрощались и вышли из штаба. Направились к КПП. Опять на 3 подъём, на мотовоз. Подполковник шагал с нами. По пути мне отец объяснил, что это Басов Сергей Григорьевич, его тёща - моя бывшая воспитательница детского сада Раиса Максимовна знакома с моими родителями. Как то в разговорах они узнали, что у неё дочка с семьёй живёт в Ленинске, а зять служит на Байконуре. Недавно те приезжали в Гай, и мои родители передали через них мне посылку. Но в части меня уже к тому времени не было, поэтому Сергей Григорьевич привёз мне её в госпиталь. А после нашего разговора в ПСО, он позвонил моим родителям и сообщил, что я лежу в психиатрическом отделении. Мои родители были ошарашены этой новостью, поэтому быстро собрались и приехали на Байконур. Полдня заняли поиски меня по госпиталю и частям.
А теперь на мотовозе в город в гости к Басовым.
Вечером мы сходили на переговорный пункт и позвонили бабушке, что со мною всё в порядке.
Чему я удивился, увидев в центре Ленинска пустые разграбленные дома, зияли глазницами без окон и дверей.
Как-то в голове не укладывалось, что центр Байконура подвержен такой разрухе.
В 80-е годы Ленинск открыли для работы казахскому населению из Тюра-Тама, и город стал подвергаться нашествиям вандалов и грабителей. Довершила разгром Ленинска передача его в 1989 году местным казахстанским властям. Город превратился в кладбище мертвых деревьев. Развитие националистических настроений в союзных республиках аукнулось в Ленинске созданием национальных банд. Если раньше вечером и ночью в городе было абсолютно безопасно, то с 1989 года Ленинск превратился в интернациональный бандитский заповедник. С середины 1990 года в Ленинск стали приезжать представители национальных \"фронтов\" союзных республик и убеждали солдат бежать на "свою родину". Апогея это движение достигло в феврале 1992 года, когда началось массовое бегство солдат из Казахстана, которые составляли большинство солдатской массы космодрома. Убегая, они сжигали казармы и штабы своих частей.
Грабежи на улицах и драки между солдатами по национальному признаку сохранились с советских времен.
Отдохнул я по-человечески. Искупался в горячей ванне, поел борщ, попил чай с печеньем и шоколадом. Да и с родителями повидался. Был разговор с Басовым и о моём переводе служить в город, и он обещал поговорить с нужными для этого людьми.
Два дня быстро пролетели. Лучше бы так пролетало время, когда я лежал в санчасти.
Утром мы зашли к капитану Цветкову, он жил в соседнем доме. Он как раз уже собирался. Мы с ним прошли на мотовоз. Родители остались на перроне, а я вслед за офицером поднялся в вагон. Почти все места уже были заняты, но Цветков сумел для себя найти место. Я же остался на ногах в проходе. Капитан разговорился со знакомыми, а я стоял и смотрел в окно. За стеклом на перроне стояли отец и мать. Опять расставанье. Теперь ещё целый год не увидимся, только письма. Эти два дня я пожил настоящей гражданской жизнью. Эх, остаться бы. Нельзя, увольнительная кончается сегодня в 16 часов. Я снова в афганке и шинели, и снова в эти армейские беды еду. Что меня ждёт там?
Ну, всё, состав тронулся. Прощанье глазами, а слов и не было бы слышно.
